Разрушена

— Ты ведь не вернешь их сюда, правда? — спрашивает она.

— Я разберусь с ними, Хелена. Тебе не нужно беспокоиться о них.

Она задумывается, слегка кивает и поворачивается к Грегори.

— Ты сказал ему, что я думаю? — спрашивает она его.

— О чем? — спрашивает Грегори.

Она смотрит на меня.

— Люсинда сказала мне, что отправляет меня домой. Она дала мне это письмо и сказала, что ты скрывал его от меня. Она сказала, что Реми ждет меня на лодке. Она дала мне мой паспорт и сказала, чтобы я шла, что она договорилась о полете, что, очевидно, было ложью.

— Ах, она лжет? — я спрашиваю.

— Вы все лжете. Это семейная черта Скафони, — отвечает она.

— У нас есть кое-что общее с Уиллоу, — говорю я.

— Только несколько Уиллоу.

— Я скучал по этому, ты знаешь это? — спрашиваю ее.

— Что? Раздражению меня?

Я улыбаюсь ей.

— Реми, очевидно, не было на лодке. Это был Итан. Но там был второй мужчина. Он был тем, кто схватил меня. Закрыл мне рот этой тряпкой с хлороформом, — она бросает взгляд на Грегори, — И я помню, что он закурил сигарету как раз перед тем, как я потеряла сознание.

— Я уже говорил тебе, Хелена, я не имею к этому никакого отношения, — говорит Грегори, — Если бы я хотел похитить тебя, я бы похитил тебя уже давно. И я знаю, на что способна моя мать. Я видел, что она сделала с тобой. Хочешь верь, хочешь нет, но я не хочу этого для тебя.

Я смотрю на своего брата. Наблюдаю, как он смотрит на неё, и я хочу знать, о чем она думает. Если она ему поверит.

Если я это сделаю.

Нас прерывает девушка, приносящая ужин Хелены, простое блюдо из пасты со свежими помидорами, оливковым маслом и посыпанным сыром пармезан.

— Спасибо, — говорит она, беря нож и вилку. Она кажется другой, какой-то более сильной.

Я протягиваю руку и беру ложку, вынимаю нож из ее руки и кладу ложку на место.

Она переводит взгляд на наши руки.

Я встаю, чтобы встать за ее стулом.

Она осторожно смотрит на меня, и я накрываю ее другую руку своей.

— Извините меня, — Грегори допивает свой напиток и отодвигает стул.

Никто из нас не поднимает глаз, когда он уходит в дом. Хелена смотрит в свою тарелку, когда я двигаю ее руками, беру вилкой спагетти и катаю их по ложке.

— Вот так, — говорю я, переворачивая его и протягивая ей вилку.

Она на мгновение задерживает на мне взгляд, и этот жест, если она примет, значит больше, чем эта вилка.

Хелена открывает рот, и я испытываю чувство облегчения. Это странно и совсем не то, что я ожидал почувствовать.

Я позволяю ей выскользнуть из-под моих рук и готовлю для нее еще один кусочек.

Она открывает, когда я предлагаю, и тоже откусывает следующий кусочек, а потом еще один.

— Этого достаточно, — говорит, как только тарелка наполовину съедена. Она берет салфетку и вытирает рот, — Спасибо.

Я ставлю приборы на ее тарелку и кладу руки ей на плечи, растираю их, затем перемещаю их на ее руки.

Она не отстраняется.

— Ты правда имел ввиду то, что говорил мне в Вероне? — спрашивает она.

Я поднимаю ее на ноги, поворачиваю к себе. Я касаюсь ее щеки, обхватываю ладонями ее лицо.

— Каждое слово.

Я целую ее.

Он мягкий, этот вкус ее губ. Как будто это наш первый раз.

Я обнимаю ее одной рукой за талию, а другой обхватываю ее затылок, раздвигаю ее губы, углубляю поцелуй и скольжу рукой вниз, чтобы обхватить ее задницу. Она все еще нежна там, я могу сказать по тому, как она втягивает воздух.

Но когда я отстраняюсь, она качает головой, обхватывает меня руками за шею, впиваясь ногтями в мои плечи.

Это больно, место, куда Люсинда выстрелила в меня, все еще болит. Мне удалось сбить ее прицел настолько, что пуля не причинила никакого реального вреда, но для заживления все равно потребуется время. Это была лампа, которой она ударила меня по голове и вырубила меня.

Но меня все это не волнует, не сейчас, и я отодвигаю недоеденную тарелку с макаронами в сторону, поднимаю ее на стол и задираю платье, скучая по ощущению ее кожи, по ее запаху. Нуждаясь быть рядом с ней. Внутри нее.

Она смотрит вниз, подносит руки к моему ремню и расстегивает его, позволяя ему висеть там, пока она расстегивает пуговицы на моих джинсах. Хелена просовывает одну руку внутрь и снова смотрит на меня.

Я сжимаю в кулаке прядь волос, когда она обхватывает рукой мой член, и я целую ее. Она сжимает мой член, когда я откидываю ее голову назад.

— Жестко, — говорит она мне в губы, ее ноги обхватывают мой живот, когда я толкаю ее назад, продолжая целовать ее, одной рукой стягивая штаны и боксеры.

Я тяну ее вперед, так что ее задница оказывается на краю стола, и смотрю на нее сверху вниз. Она побрила свою киску, и я скучаю по треугольнику волос, который мне нравилось сжимать и теребить, но мне это тоже нравится. Мне нравится видеть шов ее влагалища, и я наклоняю голову и целую его.

Я скучал по этому. Черт, я скучал по ней.

— Трахни меня, Себастьян. Сделай это жестко. Мне нужно, чтобы ты сделал это жестко.

Мне это тоже нужно. Сейчас. Сегодня вечером.

Положив одну руку ей на бедро, я широко раздвигаю ее ногу, удерживая эту прядь волос и наблюдая за ней, когда я вонзаюсь по яйца. Так сильно, как она этого хочет. Настолько сильно, что ей больно.

Но как бы сильно я ни хотел врезаться в нее, я отстраняюсь, мои пальцы впиваются в ее бедро.

— Жестко. Пожалуйста!

Она сжимает воротник моей рубашки, издавая крик, когда я делаю это снова.

— Хелена, — ворчу я. Теперь она запустила одну руку мне в волосы и тянет, — Я не смогу остановиться.

Я толкнулся снова, выбивая воздух из ее легких.

— Мне все равно. Ты мне нужен. Ты нужен мне такой. Мы нужны мне такими.

Я беру запястье ее руки, которая тянет меня за волосы, и кладу его на столе, переношу на нее больше своего веса и смотрю на нее. Мое лицо в дюйме от ее лица, когда я трахаю ее. И когда она тянется к моим губам, чтобы поцеловать меня, прикусить губу, я отталкиваю ее назад, потому что прямо сейчас мне нужно смотреть на нее, увидеть ее подо мной такой, чтобы она снова была здесь, где никто не сможет причинить ей боль.

Никто, кроме меня.

Я сжимаю руку на ее горле от осознания этого.

— Почему ты хочешь, чтобы все было именно так? — я все еще трахаю ее, все еще толкаюсь глубоко и сильно, — Почему?

— Заставь меня кончить. Пожалуйста, заставь меня кончить.

— Почему?

— Потому что это ты и я, и вот какие мы есть. Пожалуйста, Себастьян. Мне это нужно. Ты. Вот так, — она притягивает меня ближе к нему, утыкается лицом в мое плечо, — Мне нужно забыть все остальное.

Я хватаю ее за ноги двумя руками и раздвигаю их шире. Хелена мокрая, тугая и стонет, когда я трахаю ее глубоко. Глубже, чем когда-либо раньше, и когда я чувствую, как она сжимается вокруг меня, когда слышу ее крик, и она кончает, я тоже кончаю. Мое тело обмякает, я опустошаюсь внутри нее, отдавая ей все, что у меня есть, каждую унцию себя.