Разрушена
Шрифт:
Кожа моей руки, когда она тянется к ящику тумбочки, похожа на пергамент, пятнистая и старая, пожелтевшие ногти обкусаны и зазубрены.
Я открываю ящик, а внутри мой перочинный нож. Я вынимаю его, но это похоже на то, что я сопротивляюсь себе, как будто моя рука борется сама с собой, но тяга слишком велика, а я слишком слаба, и когда другая рука, моя, берет руку мертвеца и подносит ее к тумбочке, на нее капают слезы. мертвая рука, даже когда пальцы растопырены.
Складной нож открыт, и я отворачиваюсь от него, поворачиваюсь к мужчине на кровати, и когда
Я кричу, кричу и кричу, пока, вздрогнув, не просыпаюсь, резко выпрямляясь в своей кровати, в комнате темно, кромешно темно. Прохладный ветерок, который был раньше, теперь леденит, замораживает.
Я включаю лампу и тру лицо.
Это был сон. Просто сон.
Одиннадцатая глава
Себастьян
— Не могли бы вы рассказать мне, что, черт возьми, было прошлой ночью?
Я подбрасываю еще одно полено в камин, прежде чем повернуться, чтобы ответить брату. Осень быстро приближается, и мне нравятся эти более прохладные температуры.
Я выпрямляюсь, поворачиваюсь к нему, не торопясь смотрю на него. Я знаю Грегори с тех пор, как он был младенцем. Он всегда нравился мне больше, чем Итан, но это, вероятно, потому, что Люсинда любила его на волосок больше, чем меня.
Но я не знаю своего брата.
— Я мог бы спросить тебя о том же, — говорю я, поворачиваясь и наливая себе виски.
— Разве тебе не достаточно? — спрашивает Грег, когда я поднимаю бутылку, спрашивая, хочет ли он еще.
— Никогда не бывает достаточно, брат. Я наливаю тебе или нет?
— Да.
Я протягиваю ему его стакан, и мы стоим и пьем, не сводя глаз, напряжение настолько сильное, что его можно резать.
— Прошлой ночью я показал, что она моя.
— Ты тоже собираешься попытаться убрать меня со сцены? Как ты поступил с Итаном?
Я слышу обвинение в последней части этого замечания и чувствую, как мои глаза сужаются.
Я никогда никому не рассказывала подробности того, что произошло с Итаном. Никто не знает, кроме Хелены. Никто не видел. Люсинда обвинила меня, но доказательств не было.
Но Грегори? Он никогда не спрашивал.
И я знаю, что, как бы он ни был молчалив, он все видит. Всегда так было.
Я поворачиваюсь к огню, потягиваю свой напиток: — Ты знаешь, что было бы, если бы я передал ее ему.
— Я не говорю, что ты поступил неправильно, но я не Итан. Или Люсинда. И ты ошибаешься, — он садится на свое место за столом, — Я не хочу ее, — заканчивает он, — Не так, как ты думаешь.
— Я вижу, как ты на нее смотришь, — говорю я, подходя к столу.
Он переводит взгляд на меня, когда я сажусь на свое место: — Да, хорошо, когда ты трахаешь ее у меня на глазах, как ты хочешь, чтобы я на нее смотрел? Я человек, Себастьян. Я мужчина. Кроме того, мы заключили соглашение. И в следующий раз я не уйду.
— Я был не в себе прошлой ночью, — говорю я в качестве извинения за что-то, я не уверен, за что.
— Без шуток. Но я не враг.
Я делаю большой глоток виски, прежде чем встретиться с ним
взглядом.— Спасибо, что позаботились о ней.
Он кивает. Хотя он все еще зол. Я вижу это по его лицу. Но мы оба слышим стук ботинок внутри дома и, обернувшись, видим, что Хелена выходит на улицу. На ней узкие джинсы и серый свитер поверх, рукава спущены до самых ладоней.
— Холодно, — говорит она и подходит, чтобы встать спиной к огню.
Я наблюдаю за ней, и она старается не спускать с меня глаз.
Грегори, с другой стороны, смотрит прямо на нее, потягивая свой напиток. Интересно, вспоминает ли он прошлую ночь?
Ее трахают на четвереньках.
Ее оргазм.
— Мы можем поесть внутри, если тебе холодно, — предлагаю я.
Она качает головой: — Нет, все в порядке. Мне здесь нравится. Я просто удивлена. как он внезапно остывает, — она подходит, чтобы занять свое место, и откашливается, прежде чем быстро встретиться взглядом с Грегом и еще быстрее отвести глаза.
Грегори откидывается на спинку стула, один уголок его рта приподнимается. Его слова прокручиваются в моей голове.
«В следующий раз я не уйду.»
Я встаю, чтобы налить всем вина, и вижу, что ужин подан. Это, наверное, одна из самых неловких молчаливых трапез с тех пор, как Хелена оказалась на острове.
К тому времени, как мы закончили, мы опустошили две бутылки красного, большая часть которого попала в бокал Хелены. Я хочу, чтобы сегодня она расслабилась для того, что должно произойти.
Когда девушка приходит освободиться, я говорю ей, что десерта у нас не будет. Я говорю по-итальянски, и хотя Хелена не понимает, Грегори понимает, и он бросает на меня взгляд.
Хелена вздрагивает, прижимая к себе руки.
— Пойдемте в дом, — говорю я, вставая и отодвигая ее кресло.
Оказавшись в гостиной, я наливаю виски каждому из нас.
Хелена смотрит между нами двумя, когда я предлагаю ей стакан.
— Я могу пойти спать, — говорит она.
— Еще рано. Оставайся.
Она открывает рот, чтобы возразить, но я подталкиваю стакан к ней.
— Ты останешься.
Она изучает мои глаза, осторожно берет бокал и отпивает глоток.
Грегори сидит на одном конце дивана, откинувшись назад, расслабленный.
Я занимаю другой конец.
Хелена стоит неловко.
— Вот, — я указываю на пространство между нами.
— Что ты делаешь? — спрашивает она.
— Предлагаю тебе присесть.
Она молчит.
— Садись, — говорю я.
Она садится.
— Пейте свой напиток.
— Мне не нравится.
— Все равно пей.
Она пьет. Она выпивает все до дна и протягивает свой пустой стакан: — Довольны?
Я беру его, отставляю в сторону, пожимаю плечом.
— Теперь я могу идти? — спрашивает она.
— Нет.
Мы встречаемся взглядами, и я понимаю, что она знает, что сейчас произойдет. Что я хочу, чтобы произошло. И она напугана.
Я протягиваю руку, обхватываю ее затылок одной рукой и притягиваю ее к себе, чтобы поцеловать.