Разрушена

— Ты, блядь, понятия не имеешь, что говоришь.

Мы спускаемся по лестнице без ее падения, и когда мы оказываемся на улице, она останавливается.

— По крайней мере, дай мне снять это.

Она тянется вниз, чтобы снять сандалии. Как стеклянные туфельки. Как будто она Золушка.

Когда мы возвращаемся на лодку, она останавливает меня: — Ты не можешь оставить его там.

— Он вернется. Он всегда возвращается. Не могу умудриться потерять этого сукина сына.

— Себастьян, ты не это имел в виду.

— Откуда ты знаешь, что я имею в виду? — я огрызаюсь. Выражение ее лица ошеломленное, и я провожу рукой по волосам, делаю глубокий вдох, — Черт. — я качаю головой, — Иди в дом и сядь. Дай мне немного пространства. Мне нужно остыть.

Удивительно, но она делает то, что ей говорят, и идет внутрь. Наверное, это холод, как и все остальное. Должно быть, она сбросила обертывание, когда мы были в офисе Галло.

До Хелены мы с Грегори не ссорились. Мы не были лучшими друзьями или что-то в этом роде, но мы не ссорились. Не так, как сейчас. Эта история с девочкой Уиллоу вбивает клин между нами, и это как эхо слов Люсинды в ночь жатвы.

История повторяется.

Это происходит с каждым поколением.

Когда мы наконец вернулись, Хелена пошла наверх, а я отправился во внутренний дворик. Сняв пиджак и бабочку, я подкладываю дрова в огонь и разжигаю его, а затем сажусь со своим виски. Я смотрю на пустой стул моего брата.

Через несколько минут возвращается Хелена в джинсах и свитере с длинными рукавами. Она босиком и, когда садится, подтягивает колени под себя.

— Ты в порядке? — спрашивает она.

— Ты права. Мы братья. И я позволяю этой штуке встать между нами.

— Этой штуке. Я.

Я киваю. Выпей. Предлагаю ей свой бокал.

Она качает головой.

Она качает головой.

— Я думаю, ему просто одиноко, Себастьян. Я думаю, он одинок.

— Вы двое дружны.

— Все не так. Вначале я думала, что он придурок. То есть, он и сейчас такой, большую часть времени. Но когда я с ним разговариваю, я также думаю, что он одинок. Не знаю, может, я ошибаюсь.

Она не ошибается. Я знаю это.

Звук быстро приближающихся шагов оповещает нас обоих о его появлении.

Я поднимаю взгляд и вижу Грегори с развязанным галстуком, его лоб наморщен, в руках он держит накидку Хелены. Она выглядит странно в его руке, женственная, красивая кашемировая накидка.

Я поднимаю виски и наливаю ему стакан.

Хелена встает, берет у Грегори палантин.

— Я поднимусь наверх и дам вам двоим поговорить.

— Останься, — говорю я.

Мой брат берет свой стакан, садится.

Хелена наблюдает за нами, сидит на очаге спиной к огню. Ее маленькие ногти на ногах выкрашены в приглушенный розовый цвет. Интересно, когда она это сделала?

Проходит несколько минут, прежде чем мы начинаем говорить. Мы оба смотрим в огонь, но не друг на друга и не на Хелену. И никто из нас не упоминает о том, что только что произошло. О том, что происходит уже некоторое время.

— Вы верите Галло? — спрашивает Грегори.

— Я не знаю. Логично, что Люсинда стала бы запугивать девушку, чтобы та отдала ей копию ключа. Мне просто интересно, что бы случилось, если бы он не понял, что ключ пропал. Что было бы, если бы девушка положила его на место, а он так и не заметил.

Я вижу, что Хелена наблюдает за мной с периферии. Она знает, о чем я говорю.

— Я не думаю, что она хотела ее убить, — говорит Грегори. Он поворачивается к Хелене, — Извини.

— Кто ее знает. Она просто достаточно сумасшедшая, и ей больше нечего терять. Не после того, как она пыталась застрелить меня.

— Убери тебя с дороги, пока ты не поделился информацией и не убрал Итана. Лиши его всех претензий на наследство Скафони.

— Я не собиралась его выставлять. В этом и был смысл. Именно поэтому я и обратился к ней в первую очередь.

— Да, хорошо, — начал Грегори, опустошая свой стакан, — У Люсинды есть история с Девочками-Уиллоу.

Хелена вздрагивает.

Я поворачиваюсь к Грегу, кладу руку ему на плечо. Следующую часть я говорю по-итальянски. Я не хочу, чтобы Хелена поняла, — Я стою на том, о чем мы договорились. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь вспоминала об альтернативе.

Хелена оживляется, на ее лбу появляются раздраженные складки.

Грегори кивает, и мы выпиваем по второму бокалу.

Я смотрю на Хелену.

— Я хочу посмотреть, — говорю я.

Ее кожа краснеет, и она переводит взгляд на Грегори, который смотрит в огонь.

— Те же правила. Никаких поцелуев в губы, — говорю я Грегу, затем поворачиваюсь к ней, — А если ты придешь, я тебя накажу, — я знаю, что это несправедливо, но мне все равно.

Ее горло работает, когда она глотает, и Грегори делает еще один глоток, прежде чем встать на ноги. Хелена смотрит на него, и мне нравится эта разница в размерах. Она такая маленькая рядом с нами. Такая хрупкая.

Он протягивает руку.

Она изучает его в течение долгой минуты, прежде чем поместить свой меньший в его и встать на босые ноги.

Грег провожает ее к длинному столу.

Я откидываюсь на стуле, скрещиваю одну лодыжку над другим коленом.

Он с шумом отодвигает стул и подталкивает Хелену, чтобы она встала перед ним. Он не пытается ее раздеть, просто задирает свитер, засовывает чашечки лифчика под сиськи и проводит по ним ногтями, после чего поворачивает ее лицом ко мне и заставляет перегнуться через стол.

Затем он бесцеремонно стягивает с нее джинсы и трусики и подталкивает ее коленом, чтобы она раздвинула ноги.

Она выходит из джинсов и трусиков и подчиняется, а он смотрит на нее сверху вниз, и я знаю, что он видит. Ее идеальную попку, круглую и полную, ее длинные стройные ноги.

Прежде чем прикоснуться к ней, он снимает пиджак и бросает его на подлокотник кресла, которое только что отодвинул, затем стягивает галстук и бросает его сверху. Он расстегивает верхние пуговицы рубашки и вытаскивает ее из брюк, затем расстегивает ремень, позволяя ему висеть расстегнутым, когда он раздвигает ее колени шире и делает шаг между ними, на мгновение наклоняется над ней, берет ее руки и протягивает их в обе стороны.