Разрушение Дьявольского Акра

Раздались аплодисменты и удары кулаками. А потом упал минометный снаряд, и нас отбросило в сторону гигантским взрывом.

Все потемнело. Не знаю, как долго я был без сознания. Может быть, минуту или две, может быть, всего несколько секунд, но когда я пришел в себя, один из этих ужасающих противогазов навис надо мной, и мне пришлось подавить крик.

Это была Эмма.

— В нас попали из миномета! — кричала она.

Танк перевернулся на бок, все внутри было повернуто на девяносто градусов.

Солдат был мертв. Его противогаз соскользнул перед самым ударом миномета, и по лицу текла кровь. Теперь все три пустоты были мертвы — я чувствовал это, — но если бы мы попытались выбраться из танка, мы бы тоже погибли. Даже несмотря на то, что мы были подбиты, стрельба по нам почти не ослабевала.

Я огляделся, ошеломленный взрывом и оглашенный ропотом своих друзей. Гораций ухаживал за Енохом, у которого из-под рукава пиджака текла кровь. Миллард и Бронвин лихорадочно рылись в ее чемодане в поисках чего-то. Себби была травмирована и рыдала.

— Я не хочу умирать здесь!

Как и все остальные. Мы должны были выбраться из танка до того, как на него упадут новые минометные снаряды… но в тот момент, когда мы попытаемся высунуть головы из люка, мы последуем за участью пустот.

— Я мог бы снова впитать свет, — сказал Джулиус.

— Это не поможет, — сказал Горацио. — Они просто будут засыпать воздух пулями.

Были и другие предложения, но ни одно из них не подходило. Все начали паниковать.

— Послушайте, друзья! — воскликнул Миллард, и мы все обернулись. Они с Бронвин наконец что-то нашли и осторожно вытащили костяные часы Клауса.

Я совсем забыл об этом.

— У меня есть кое-что, что может нам помочь, но, с другой стороны, может и не помочь…

— Мы должны попробовать всё, что угодно! — сказал Гораций.

— Они немного в плохом состоянии, но если они все еще работают — и работает так, как сказал Клаус… — он поднял связку ключей с костяшками пальцев. — Итак, какой открывает циферблат — указательный или…?

Он был прерван взрывом, который сотряс танк — еще один снаряд упал рядом, и у меня зазвенело в ушах.

— Просто сделай это, Миллард! — крикнула Нур.

Он нащупал ключи на полу, снова поднял их и вставил один из них в футляр. К счастью, он открылся с первой попытки.

— Я не знаю точно, как это будет работать! — прокричал он сквозь шум, используя другой палец, чтобы завести часы, — но каким бы ни был эффект, он, вероятно, не продлится долго…

Он в последний раз резко повернул ключ, и костяные стрелки часов начали вращаться вокруг циферблата так быстро, что их изображение стало расплываться. Внезапно раздался громкий УДАР, и они все остановились на двенадцати. По мере того как затихал бой часов, затихал и непрерывный стук пуль по корпусу танка. Я почувствовал тошнотворную невесомость, как будто танк только что покатился вниз с обрыва — ощущение, которое я узнал как сдвиг во времени, — а затем, как по волшебству, мир снаружи затих.

В какой-то момент меня охватила паника, и я подумал: «Неужели мы мертвы?»

Миллард перелез через упавшего солдата и отвинтил крышку люка. В ужасе я схватил его за ногу и промахнулся, но к тому времени он уже открыл ее и высунул голову.

Снаружи было так же тихо, как и внутри танка.

Через мгновение показалась его голова.

— Теперь мы в безопасности! — взволнованно воскликнул он.

Мы вышли из танка в том же порядке, в каком вошли, сначала самые маленькие, потом Нур и я. Я выскользнул ногами вперед. Все вокруг нас было завалено грязью, проволокой и кусками развороченной пустоты.

Мир был не таким, каким мы видели его в последний раз. Двигатель танка заглох, и стрельба прекратилась. Но даже этого было недостаточно, чтобы объяснить эту новую тишину, настолько глубокую, что, если бы не благоговейный шепот моих друзей, я бы подумал, что оглох. Неужели все солдаты были перенесены магией в какое-то другое измерение?

Я увидел, как Нур изучает подвешенный в воздухе предмет — пулю, застывшую в полете. Она была слегка вытянута от края до края, размытая, как объект, движущийся слишком быстро для затвора камеры. Их рои повисли вокруг нас. Вдалеке минометный снаряд был остановлен на середине взрыва, гейзер земли, который он поднял, застыл в форме зонтика.

Нур протянула руку, чтобы коснуться пули.

Я хотел было сказать:

— Подожди, Нур, я не стал бы… — но она отмахнулась, и пуля безвредно упала в грязь.

— Клянусь крылатыми старейшинами, — пробормотала Софи, прижимая Пенни к груди.

Енох присвистнул сквозь зубы.

Эддисон запрыгнул на обломанный пень, чтобы лучше осмотреться.

— «Потому что я не мог остановиться ради Смерти — Он любезно остановился для меня…» [21]

— Сейчас не время для поэзии, — сказала Эмма и начала пробираться через смятую колючую проволоку. — Давайте уберемся отсюда, пока эти старые часы не перестали делать своё дело.

21

Из поэмы Эмили Дикинсон.

— Я абсолютно согласен, — сказал Гораций.

Бронвин привязала костяные часы к спине. Они издавали громкое тиканье, которое зловеще напоминало обратный отсчет, и я подумал, что если задержусь рядом с кем-нибудь из мертвых, составлявших половину окружающей нас местности, то смогу услышать их шепот.

Мы последовали за Эммой из ямы и выбрали самый прямой путь из ничейной земли, к британской стороне. Или это была немецкая сторона в отдалении перед нами? Теперь я был полностью потерян, мой мозг помутился от дыма и взрывов бомб, и каждое направление было неразличимым пятном руин перед моими глазами. Я ничего не понимал.

Я отмахнулся от облака пуль и подумал: «Где же имбрины?»

— Постройтесь цепочкой, чтобы никто не отстал, — сказала Бронвин и пробежала вдоль нашей линии, проверяя, сплетены ли наши руки. Она взяла Софи под одну руку, а Эддисона под лапу.

— Не тряси часы! — отчитал ее Миллард.

— Вспомните, что говорила нам мисс Ястреб! — крикнула Эмма громким и ясным голосом, с которым не могли соперничать никакие другие звуки. — Смотрите вперед и не лезьте не в свое дело, иначе это станет вашим кошмаром на всю жизнь!

А потом позади нас раздался оглушительный рев, и мы замерли, обернувшись, чтобы посмотреть, что это такое.

— Господи, да что же это за везение? — сказал Нур.

— Это, — сказал Горацио, кивая так, словно только что что-то вспомнил, — может быть только Персиваль Марнау.

Затем он появился в поле зрения: Марнау, или какое-то чудовищное извращение его, высокое, как два дома, и слепленное из двух половин, верхняя часть напоминала человеческую, нижняя — высокую, бурлящую гущу, состоящую из грязной смеси непонятно чего, черной грязи, кусков тел, которые вылетали из его слишком широкого рта, когда он выкрикивал мое имя.