Развод в 50. Я научусь тебя (не) любить
Шрифт:
Опять это чертово ожидание. Сколько можно…
Уж лучше бы я посмотрела, кто лежит на второй каталке, и...
– Нет, – ответ мужчины звучит, как гром среди ясного неба, – Там не ваш муж.
– А кто? – во рту мгновенно пересыхает от волнения, но моя младшая дочь ИМЕННО в этот момент решает упасть в обморок.
Ульяна отключается незаметно. Сначала она заваливается на стул, а следом с грохотом падает с него.
– Черт! – врач подлетает к нам за доли секунды.
Вместе переносим Ульяну на небольшой кожаный диванчик, и, пока я укладываю ее поудобнее, мужчина достает из шкафчика ватку,
– Проверьте, чтобы одежда не душила ее.
– Не душит, – проверяю одежду дочери, – Может, окно открыть?
– Не надо, – врач подходит ближе, наклоняется над Улей и проводит ваткой около ее носа.
– Все хорошо, – морщится она и постепенно оживает на наших глазах.
– Лежите и не двигайтесь, – строгим голосом приказывает мужчина, возвращаясь на свое место.
– Лежи, – шиплю на Ульяну и тоже сажусь на свой стул, – Где тогда мой муж?
– На операции. Больше я ничего не скажу. Вам нужно будет вернуться в приемный покой и дождаться, когда сведения о вашем муже появятся в базе. Там вы сможете узнать имя врача, который оперирует его.
Это не облегчение. Нет. Операция не значит, что Кирилл выживет. Возможно, это всего лишь оттягивание неизбежного.
Но мне становится чуть лучше. В эту минуту он жив и борется. Он здесь, со мной.
Глава 42
На второй каталке был другой мужчина. Не Кирилл.
Тоже авария, тоже столкновение с фурой, но на другом шоссе. Его и Милу отвезли в морг, а моего мужа оперируют уже третий час.
Переломы, кровоизлияние, черепно-мозговая травма – это все, что нам сообщила медсестра.
***
– Остальное вам скажет врач. Ждите, – пробормотала женщина.
Опять ждать.
– Сколько примерно будет длиться операция? – с надеждой спрашиваю ее.
– Одному Богу известно.
Вот и весь ответ.
***
– Мам, я Кате позвонила, – шепчет Ульяна, прижимаясь ко мне.
Сейчас она напоминает маленькую девочку, совсем ребенка, которая переживает страшные вещи. Не представляю, что будет с Улей, если Кирилл умрет.
Она не говорит, но я прекрасно понимаю, какие мысли крутятся в голове дочери.
– Хорошо, – шепчу ей в ответ, целуя макушку, – Лучше расскажи мне, где Дима и как ты оказалась в больнице раньше меня.
Ульяна не спешит говорить. Вздыхает, ложится головой мне на колени и закрывает себя ветровкой, словно замерзла.
Я же поправляю куртку на дочери и начинаю медитативно гладить ее по голове.
– Этот урод увез меня на какую-то старую дачу, – со злостью произносит Ульяна, – В обветшалый дом с заколоченными окнами. То ли их тетке, то ли матери принадлежит…
– А потом? – в моем голосе резко появляется напряжение, – Он обижал тебя?
За всей этой суматохой я упустила главное – Ульяну насильно затащили в машину, увезли и могли делать с ней что угодно, пока я воевала с полицией.
– Нет, – спокойно отвечает Уля, и я выдыхаю, – Он псих, мам. Душевнобольной. Все это время он с таким триумфом рассказывал мне, какие они с Милой
умные и хитрые. Как его сестричка еще тогда заприметила папу в баре и подсовывала ему больше стаканов с виски, чем он заказывал.Наверное, каждая женщина, которая проходит через измену мужа, мечтает в один день узнать, что никакой измены на самом деле не было.
Его оглушили, опоили, привязали руки или ноги – что угодно, лишь бы это все оказалось страшным сном.
Но мой страшный сон происходит наяву. И даже если Мила активно спаивала Кирилла в тот злополучный вечер, это не оправдывает его.
Измена была, ребенок родился, а теперь эта авария… Тоже последствие измены.
– … А потом приехала полиция, – где-то вдалеке моего сознания продолжает Ульяна, – Они забрали Диму. Тот так орал, когда один из сотрудников сказал, что Мила попала в аварию… Он как ребенок выл, мам… А я… Они сказали, что папа был с ней, – голос дочери дрожит, и я заставляю себя вынырнуть из тяжелых мыслей, чтобы прижать ее к себе покрепче, – А меня забрал папин безопасник. Он приехал спустя пару минут после полиции и сразу отвез сюда…
Сердце сжимается в груди, когда я представляю, что пришлось пережить моей девочке в одиночку и сколько времени она находилась тут одна, пока я разбиралась с полицией. Ульяна опять всхлипывает, и я начинаю вместе с ней, растирая влагу по щекам.
Черная полоса в моей жизни как началась больше месяца назад, так и не собирается заканчиваться. И кажется, что с каждым днем становится только хуже.
А что тогда дальше? Я вообще смогу пережить это все?
– Мама! – в коридоре раздается звонкий голос Кати.
Она такая же заплаканная. Видит нас и бежит быстрее. Падает на соседнее кресло и сжимает меня в объятиях.
Плачем уже втроем, но сквозь наш вой я понимаю, что справлюсь. У меня просто нет другого выбора.
Выживет Кирилл или нет – я никогда не останусь одна.
– Что случилось, мам? Как так вышло? – теперь очередь Кати смотреть на меня глазами, полными слез.
– Это долгая история, Катюш, – чувствую, что не смогу сейчас все объяснить дочери. Слишком много всего произошло за этот день, который никак не заканчивается, – Твой папа попал в аварию, сейчас его оперируют, а мы просто ждем.
– Мила умерла? Это правда? – продолжает она, а у меня от ее вопросов перед глазами кадры недавней сцены – как я стою над телом девушки и зачем-то разглядываю ее.
– Правда… Она была в машине вместе с папой и не выжила. Скорая успела довезти ее до больницы, но дальше… Она не дожила до операционной.
– Это я виновата, Кать, – всхлипывает Ульяна, – Папа за мной ехал…
– Никто не виноват, – тут же перебиваю ее и неожиданно даже для себя добавляю, – Это судьба. Такая вот судьба у нас.
***
Проходит еще час. Поздний вечер. Коридор и фойе, где мы сидим, стремительно пустеют.
Я выпиваю второй или третий по счету кофе из автомата, морщась от его неприятного вкуса, но только так мозги продолжают соображать.
Девочки то ли спят на креслах, то ли дремлют, прижавшись друг к другу.
Одинаково переживаю и за старшую, и за младшую. Первая кормит ребенка и не должна так нервничать. Вторая нанесла себе травму этими бутафорскими отношениями с Димой. С нее тоже хватит.