Развод: Я стала другой
Шрифт:
— Никаких глупостей, — сказал он, его голос холодный, но в нём была эта нестерпимая угроза. — Иначе следующая пуля будет для них.
Я замерла, чувствуя, как страх проникает в каждую клеточку моего тела, сжимая сердце. Что мне делать? Как спасти их? Каждый вдох казался мне тяжелым, как будто я пыталась дышать под водой. Я смотрела на детей, которые стояли перед ним, как живые щиты, и знала, что если я не сделаю что-то прямо сейчас, то потеряю их. Их лица, их глаза — все было на волоске.
В этот момент раздался громкий звук сирены, и весь склад, казалось, осветился ослепительным светом.
— Руки вверх! — слова оглушали, как удар молнии. — Вы окружены!
Человек с пистолетом резко повернулся, явно не ожидая такого поворота событий. Он был потрясён, даже немного растерян, и я увидела, как его рука дрогнула. Второй похититель, стоящий рядом, тоже замер, сжимая моих детей.
— Не двигайтесь! — закричал Джон, выходя из-за укрытия с поднятыми руками. Его голос был решительным, но в нём чувствовалась тревогу. — Мы можем решить это мирно.
— Если вы сделаете хоть одно движение, я убью их! — вопил человек с пистолетом, его голос был полон паники, он не мог скрыть, как он дрожал от страха. Это было как наблюдать, как кто-то уходит в пропасть, теряя всякую опору.
Я стояла, почти замороженная, в этом аду, и ощущала, как в груди сжимается холод. Мои руки были потными, а сердце било в груди так сильно, что я думала, оно вот-вот вырвется наружу. Это был момент, когда я понимала: если ошибусь хоть на миллиметр, всё будет кончено. Мои дети… они были так близки, но и так далеко.
Полицейские начали медленно двигаться, по одному, сдержанно и осторожно, словно зная, что любой резкий шаг может разрушить весь этот тонкий баланс. Джон не прекращал говорить, его слова лились, как попытка успокоить бурю, но я слышала, как каждый его вдох становился всё более напряжённым.
— У вас есть шанс сдаться, — произнёс он, пытаясь донести до них хоть какое-то понимание. — Если вы отпустите детей, мы гарантируем вам более мягкое наказание.
— Заткнись! — крикнул человек с пистолетом, его лицо искажалось от ярости. — Я ничего не собираюсь делать!
В этот момент что-то в моём нутре щёлкнуло. Я увидела, как один из полицейских тихо, почти незаметно, обходил их сзади. Это был мой шанс. Это был шанс для нас всех.
— Пожалуйста, — прошептала я, не в силах сдержать трепет в голосе, и сделала шаг вперёд. — Отпустите их! Я сделаю всё, что вы скажете!
Похитители замерли, а их внимание на мгновение сбилось с цели. Это было достаточно. Мои пальцы сжались в кулаки, и в ту же секунду один из полицейских прыгнул вперёд, обезоружив человека с пистолетом. Второй похититель попытался среагировать, но его быстро схватили и скрутили.
— Мама! — воскликнули дети, и их крики были такими громкими, что я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Они бросились ко мне, и я обняла их, как будто весь мир мог исчезнуть, но только не они. Мои глаза наполнились слезами, я не могла сдержать их. Они были живы. Они были в безопасности.
Через несколько минут всё закончилось. Похитители были арестованы, а мы с детьми оказались в крепких объятиях сотрудников службы безопасности. Джон подошёл ко мне и положил руку на плечо, его взгляд
был мягким, но с какой-то тяжёлой тревогой.— Вы справились, — сказал он, и в его голосе было столько уважения, что я едва не расплакалась. — Теперь всё закончено.
Но я знала, что это не так. Я знала, что Дмитрий и его люди всё ещё оставались на свободе, и мне нужно было завершить начатое. Моё сердце не было в покое, оно билось в груди так сильно, что я едва могла дышать, зная, что это только начало.
На следующий день я дала показания перед международной комиссией. Сидела за длинным холодным столом, по другую сторону которого на меня внимательно смотрели люди в строгих костюмах. Их взгляды были серьезными, почти безэмоциональными, но я чувствовала — каждое мое слово было гвоздем в крышку гроба преступной империи.
Я рассказывала всё — как они похищали детей, как торговали страхом, как калечили жизни. Голос дрожал, ладони были холодными, но я не могла остановиться. Когда я закончила, в зале повисла тишина. А потом кто-то сказал:
— Благодарим вас. Этого достаточно.
И вот тогда я поняла — это конец. Дмитрий и его люди были задержаны, их мир рухнул, как карточный домик. Мы наконец-то смогли вернутся в родной город. Там я купила новый домик в элитном районе с хорошей охраной. Каждый въезжающий должен был отмечаться на посту охраны, поэтому чужие люди не могли попасть на территорию.
Но почему же мне не стало легче? Почему страх не исчез?
Каждую ночь я засыпала, надеясь, что кошмары отступят. Но они возвращались снова и снова. Мне снились крики, темные подвалы, детские глаза, полные ужаса. Просыпалась в холодном поту и долго лежала, вглядываясь в потолок, боясь снова заснуть. Чувство вины не отпускало — я ведь подвергла своих детей опасности.
Однажды вечером, когда мы сидели в нашем новом доме — маленьком, но светлом и безопасном — ко мне подошла Катя. Она молча обняла меня, крепко-крепко, словно пыталась согреть изнутри.
— Мама, — тихо сказала она, — тебе больше не нужно бояться. Мы с тобой. Всё будет хорошо.
Я посмотрела на неё, на Максима, который сидел рядом и тоже внимательно на меня смотрел, и вдруг почувствовала, как внутри что-то сдвинулось. Тонкая ниточка надежды пробилась сквозь толщу страха.
Да, жизнь изменилась навсегда. Но у меня был шанс начать заново. С детьми. С новым будущим. С верой в то, что я справлюсь.
И всё же, когда той ночью закрыла глаза, меня настиг новый сон.
Я снова оказалась в том заброшенном складе. Вокруг тишина, стены, пропитанные холодом. Ни шагов, ни голосов, ни дыхания чужого ужаса. Только клочок бумаги на полу.
Наклонилась и увидела одно-единственное слово:
«Будь готова, они придут».
Глава 15
Проснулась резко, словно меня вытолкнули из глубин кошмара обратно в реальность. Сердце бешено колотилось, ладони вспотели, а в голове всё ещё звучал чей-то хриплый голос. Я тяжело дышала, пытаясь уцепиться за окружающую тишину. В темноте комнаты всё казалось нереальным: лунный свет дрожал на стенах, тени извивались, будто живые, а в соседней комнате мирно посапывали дети.