Развод: Я стала другой

Боль сжала грудь. Они не понимали. Для них это было просто… семья. Что-то незыблемое, родное, крепкое. Они не видели, что фундамент треснул уже давно.

— Я не ухожу навсегда, — пришлось найти в себе силы улыбнуться. Хоть немного. Хоть ради них. — Мне просто… нужно время.

В этот момент Михаил шагнул вперёд. Вышел из темноты, из своего угла. Бледный, напряжённый. Глаза—глубокие, полные искренности.

— Екатерина… — голос дрожал. — Я сделаю всё, чтобы вернуть тебя. Вернуть твоё доверие. Я люблю тебя.

Мир замер.

Эти слова… Они проникали глубже, чем хотелось бы. Но было ли этого достаточно?

* * *

В это же день мне удалось найти небольшую квартиру в другом районе города. Не идеальная, конечно, но уютная, тихая, без лишних воспоминаний. Первое время всё казалось странным — новый вид из окна, другие звуки за стеной, пустая постель.

Дети остались с Михаилом. Так было правильно. Они любили свой дом, свою комнату, свои привычки. Да и я приходила к ним почти каждый день — готовила ужин, проверяла уроки, укладывала спать. Мы даже старались улыбаться друг другу, будто ничего не изменилось.

Но изменилось.

Эта невидимая стена между нами становилась всё выше. Казалось, можно дотронуться до неё рукой — такая она была плотная, холодная. Михаил говорил те же слова, что и раньше, но теперь они звучали иначе. В каждом его движении мерещилась ложь, в каждом взгляде — что-то скрытое. Даже молчание стало другим.

Как будто мы стали чужими. Или, может, всегда ими были, просто я раньше не хотела этого замечать.

* * *

Однажды, когда приехала забирать детей, Михаил неожиданно попросил остаться наедине. В его голосе звучала какая-то особенная нотка — неуверенность, тревога? Взгляд был напряжённый, как будто он готовился сказать что-то важное.

Сели в машину. Внутри стоял лёгкий запах его парфюма, смешанный с холодным зимним воздухом, который он привёз с собой на одежде.

Михаил глубоко вздохнул, провёл рукой по волосам, словно собирался с духом.

— Я знаю, что причинил тебе боль, — наконец сказал он, глядя прямо перед собой, а не на меня. Голос тихий, но в нём столько искренности, что сердце сжалось. — Я был дураком. Большим, бесчувственным идиотом. И я готов сделать всё, чтобы это исправить.

Он резко повернулся ко мне, поймал мой взгляд.

— Я начал процесс развода с Анной. Официально. Чтобы ты знала: ты единственная женщина, с которой я хочу быть.

Эти слова обрушились, как волна. Неожиданно, резко. Внутри всё сжалось, дыхание перехватило. Развод? Официально? Разве могла ещё хоть раз поверить? Разве могла забыть ту боль, что разрывала сердце, когда он ушёл к другой?

Губы дрогнули. Комок в горле.

— Я… я не знаю, что делать, — прошептала еле слышно. Голос предательски дрожал. — Я чувствую себя преданной.

Он кивнул, как будто ожидал этих слов.

— Я понимаю. И я не прошу прощения, — мягко сказал Михаил, чуть наклоняя голову. — Просто хочу, чтобы ты знала: я никогда не хотел причинить тебе боль.

Замолчали. В машине стало тесно от эмоций, воспоминаний, вопросов, на которые не было ответов.

* * *

Через пару дней наконец начало доходить, насколько всё серьёзно. Казалось бы, уже не должно быть слёз, ведь они все выплаканы. Уже не должно быть обиды, ведь столько разговоров, столько попыток объяснить, понять, простить. Но внутри всё равно была пустота.

Михаил… Да, он совершал ошибки. Большие, глупые, непоправимые. Но он не сбежал, не попытался выкрутиться или сделать вид, будто ничего не было. Он старался. Начал развод, не прятал больше взгляд, не уходил от сложных разговоров. В каждом его слове, в каждом движении читалось одно: «Я виноват, но я борюсь».

А я? Смогу ли снова быть рядом? Смогу ли смотреть ему в глаза и не видеть того прошлого, которое он так отчаянно пытается исправить?

Жизнь шла своим чередом. На первый взгляд всё было как обычно — завтрак, работа, дети, ужин. Смех за семейным столом, привычные мелочи. Но где-то под этой видимостью спокойствия скрывалось напряжение. Как натянутая струна — стоит задеть, и сорвётся, зазвенит в воздухе.

Каждый день был как квест на доверие. Сначала простые разговоры — про погоду, про покупки, про то, как прошёл день. Потом — что-то глубже. Вопросы, которые раньше было страшно задавать, слова, которые застревали в горле. Михаил держался. Отвечал честно, без попыток увильнуть. Иногда в его глазах читалось ожидание — будто ждал удара, обвинений, новой порции боли. Но я уже устала от боли. Хотелось верить, что всё можно исправить.

Дети чувствовали изменения. По-своему, но чувствовали. Катя всё чаще задерживалась на кухне, помогала с ужином, расспрашивала о всяких мелочах. Максим носился с фотоаппаратом, запечатлевая каждую мелкую деталь — как луч солнца падает на чашку чая, как кошка зевает, как Артём с гитарой сидит в углу, перебирая струны.

— Ты стал чаще играть, — как-то раз заметила я, наблюдая за младшим.

Артём чуть улыбнулся, продолжая перебирать струны.

— Просто… легче так. Когда не знаешь, как сказать, можно сыграть.

Музыка у него и правда изменилась. В ней появилось что-то глубокое, личное, будто он пытался вытащить наружу свои чувства, расставить их по нотам.

А я? Что делала я? Училась снова дышать.

День выдался обычный, даже приятный. Встретилась с подругой, немного поболтали, выпили кофе, посмеялись. Возвращалась домой в хорошем настроении, даже не подозревая, что через минуту вся привычная жизнь треснет по швам, как старая чашка, уронившаяся на пол.

Открыла дверь, привычный уютный запах дома, детский смех доносится из дальних комнат. Но что-то было не так. В гостиной слышались приглушённые голоса. Один — знакомый, родной, другой — чужой, женский, твёрдый, уверенный.

Зашла в комнату и застыла на пороге.

На диване сидел Михаил. Напротив него — молодая женщина с короткими светлыми волосами и цепким взглядом. Слишком уверенная в себе. Слишком собранная.

— Это Лиза, — Михаил поднял глаза и посмотрел на меня с каким-то странным выражением. — Она… моя дочь.

Воздух в комнате мгновенно стал вязким, тяжёлым. Сердце ухнуло вниз, в живот, а потом резко застучало в горле. Дочь? У Михаила? О чём он вообще говорит?

С трудом сглотнула и выдавила:

— Дочь? В смысле, дочь?

Михаил нервно провёл рукой по лицу, будто собираясь с мыслями. Он выглядел растерянным, даже испуганным.

— Это долгая история… Я… я должен был рассказать тебе раньше, но…

Лиза вдруг сделала шаг вперёд. Её взгляд был твёрдым, но в нём читалась боль.

— Я приехала не для того, чтобы разрушить вашу жизнь, — её голос слегка дрожал. — Просто я хочу узнать своего отца.