Развод: Я стала другой

— Я не знала, что делать… — продолжила она шёпотом. — Просто хотела защитить вас.

В комнате повисла гнетущая тишина. Михаил внимательно смотрел на неё, его взгляд был тяжёлым, полным боли и какой-то глубокой усталости.

— Лиза… — он провёл рукой по волосам, словно пытаясь собраться с мыслями. — Почему ты сразу не сказала нам? Мы могли бы помочь.

Лиза опустила голову, её плечи подрагивали.

— Я боялась, — призналась она. — Думала, что справлюсь сама…

Глаза её блестели от слёз, но в них читалась решимость.

— Больше я не буду скрывать ничего. Я готова всё исправить.

Слова эхом отдавались в моей голове. Смотрела на неё и чувствовала странную смесь эмоций — гнев, сочувствие, сомнение… Могу ли я снова ей доверять? Смогу ли простить?

Но потом в груди вспыхнуло тёплое осознание: она не враг. Лиза просто испугалась, просто запуталась.

Михаил первым нарушил молчание:

— Надо разобраться с этим парнем. Пусть поймёт, что так с тобой обращаться нельзя.

Мы все согласно кивнули. Это было правильно. Лиза не должна оставаться одна в этой ситуации.

Следующие дни мы провели в делах — поговорили с её бывшим, дали понять, что он больше не может манипулировать ею, нашли юриста, который помог ей защитить себя. Постепенно страх в её глазах сменился облегчением. Она стала честнее, открытее.

И тогда я поняла — доверие можно восстановить. Это не просто, но возможно.

* * *

Вечер опустился на город, расплескав по небу густые тени, и в этом полумраке звуки начинали казаться громче, страннее, чужими. Ветер лениво трепал занавески, воздух был пропитан холодной, вязкой тишиной. И вдруг — шорох. Едва различимый, но явно чужеродный. Как будто кто-то, нет, что-то осторожно пробиралось по двору, задевая сухую листву.

Глухой, рваный звук ударил в уши. Не шаги, не скрип ветки, не звук падения. Что-то иное. Нечеловеческое. По коже пробежал озноб, дыхание сбилось. В голове мгновенно вспыхнула мысль: **там кто-то есть**.

Сердце билось так громко, что, казалось, его стук могли услышать даже сквозь стены. В животе засосало неприятное ощущение, будто невидимый холодный коготь провёл изнутри.

Михаил, как всегда, не стал раздумывать. Молча схватил фонарик, словно готовился просто проверить какой-то пустяк, и направился к выходу.

— Не выходи! — голос был сиплым, едва слышным, почти неразличимым среди гулкого молчания ночи.

Но он уже шагнул за порог.

Дверь мягко закрылась за его спиной, и с этого момента всё стало слишком тихо. Слишком. Даже ветер замер.

Остаться одной с детьми — это уже страшно. Но в тот момент страх стал чем-то живым, липким, холодным. Казалось, он ползёт по коже, забирается в грудь и сдавливает так, что дышать невозможно. Было чувство, будто что-то должно случиться. Как предчувствие, но неясное, тёмное, тягучее.

И вдруг — хлопок. Громкий, резкий, как выстрел.

Всё замерло. Кровь застыла в жилах, сердце рванулось в бешеный галоп, так сильно, что казалось — вот-вот выскочит наружу. В ушах зашумело, в голове — пустота.

— Мама… что это? — голос Максима дрожал. Такой испуганный, хрупкий.

— Не знаю… — шёпот сорвался с губ, едва слышный даже для самой себя. Паника подступала, горячая, обжигающая, но нужно было держаться. Нужно. Для них. — Оставайтесь здесь. Поняли?

Ноги налились свинцом, но пришлось идти. Шаг за шагом, осторожно, почти бесшумно, словно любое движение могло привлечь чужой взгляд. Подошла к окну, чуть отодвинула штору.

Тьма. Непроглядная, плотная, как смола. Лишь слабый свет фонаря пробивался сквозь неё. И в этом свете…

Михаил. Лежит на земле, неподвижный.

А рядом с ним — тень. Человек в маске.

Грохот сердца заглушил всё вокруг. В висках стучало, ладони стали ледяными.

Глава 28

Холод пробирался под кожу, вползал в каждую клеточку, сковывал движения. В комнате было темно, но даже сквозь эту темноту взгляд то и дело срывался вниз, туда, где на холодной земле неподвижно лежал Михаил. Он казался таким маленьким, таким беспомощным… словно его тело вдруг стало чуждым этому миру, потеряв всякую связь с жизнью.

А рядом, чуть в стороне, в тени, застыл высокий человек в маске. Он почти сливался с ночным мраком, но его присутствие ощущалось всем существом, будто тяжелый камень давил на грудь. Он не двигался, не говорил, просто стоял, словно затаившийся зверь, выжидая.

— Дети, оставайтесь здесь, — прошептала, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, но дрожь всё равно прорвалась сквозь слова. — Ни шагу наружу, поняли?

Пальцы судорожно сжимали дверную ручку. В голове гулко билось одно-единственное осознание: это ловушка. Нас подставили.

Тишина была такой плотной, что казалось, даже воздух замер, боясь нарушить напряжение. Осторожно, шаг за шагом, вышла наружу. Каждый шаг отзывался в ночи эхом, слишком громким, слишком пугающим. Лёгкие сжались от холода, будто воздух вдруг стал вязким, труднопроходимым. Страх медленно заполнял изнутри, просачивался в кости, разливался по венам, словно яд.

— Что вы делаете? — слова с трудом сорвались с губ, и даже собственный голос прозвучал чужим, слабым, растерянным. — Оставьте его в покое!

Тишина в ответ. Только сердце, стучащее так оглушительно, что казалось, его могли слышать все.

Человек в маске медленно, почти лениво повернул голову в мою сторону. Маска скрывала его лицо, но даже без слов было понятно — он смотрит прямо на меня. Этот взгляд, невидимый, но ощутимый, впился, словно лезвие ножа, холодный, пронзающий до самого нутра. Он знал. Знал, что я боюсь. И наслаждался этим знанием.

— Ты должна была сделать выбор, — его голос был ровным, без единой эмоции, но от этого только страшнее. Словно ледяная вода хлынула за шиворот. — Но ты продолжила игнорировать правила.

Сердце билось глухо и тяжело, будто в клетке из ребер заперли перепуганную птицу. Ноги хотелось сдвинуть с места, броситься прочь, но тело не слушалось.

— Какие правила? — губы едва размыкались, голос дрожал, предательски выдавая страх. Горло пересохло, слова выходили с трудом. — Я не понимаю… Чего вы хотите от меня?

Маска чуть наклонилась набок, а затем незнакомец шагнул вперёд. Я попятилась. Бессмысленный жест, но отступить было единственным, что казалось возможным. Паника затягивалась всё крепче, как удавка на шее.