Развод: Я стала другой

— Дмитрий дал тебе шанс, — продолжил он, не сводя с меня взгляда, будто видел сквозь маску, сквозь кожу, прямо в душу. — Но ты предпочла его проигнорировать. Теперь расплачиваешься.

Дмитрий?

Имя эхом отдалось в голове, хлестнуло по нервам. Губы дрогнули, а голос едва не сорвался на хрип:

— Он… Он здесь?

Никакого ответа. Только рука, неспешно поднимающаяся вверх. Луна скользнула по его ладони, высветив знакомый металлический блеск. Пистолет.

Холод сковал позвоночник. В голове заорали сирены, внутренний голос требовал бежать, падать, молить о пощаде. Но тело… Тело стояло на месте, словно не желая подчиняться здравому смыслу.

И вдруг, будто сам воздух разорвался на части, прогремел сигнал сирены. Громкий, резкий, пронзительный, он вонзился в уши, заглушая дыхание, мысли, страх.

Мерцающий свет вспыхнул со всех сторон, прорезая темноту. Лес, в котором прятался дом, озарился яркими всполохами. Красный. Синий. Белый.

Полиция.

— Руки вверх! — загремел голос в динамике. — Вы окружены!

Сердце стучало так, будто готово было вырваться наружу. Спасение? Или новая опасность?

Человек в маске застыл на долю секунды, словно оценивая ситуацию, а потом вдруг сорвался с места и бросился в сторону леса. Полицейские, не раздумывая, открыли огонь, но… он исчез. Не укрылся за деревьями, не упал, не сбился с шага — просто растворился в темноте, будто его никогда и не было. Это было нелепо, невозможно, но вот он был, а вот — уже нет.

Воздух вокруг сгустился, наполнился чем-то тревожным, неуловимо неправильным.

Михаил…

Сердце дернуло меня вперёд раньше, чем мозг осознал происходящее. Я бросилась к нему, колени ударились о землю, но я даже не почувствовала боли. Он лежал, раскинувшись, бледный, словно мраморная статуя. Дыхание было слабым, почти незаметным. Его тело казалось чужим, неподвижным, страшно безжизненным.

— Помогите! — голос сорвался на крик, пронзительный, полный паники. Грудь сдавило так сильно, что воздуха не хватало, но останавливаться было невозможно. — Он… он не двигается! Ему нужна помощь!

Слёзы жгли глаза, сползали по щекам, но какая разница? Сейчас было важно только одно — Михаил.

Полицейские среагировали мгновенно. Один опустился на колени рядом со мной, нащупывая пульс, другой уже говорил в рацию. Их движения были чёткими, профессиональными, но мне от этого не становилось легче.

— Скорая в пути, — коротко сказал тот, что проверял пульс. Голос у него был уверенный, спокойный, как будто всё под контролем. — Он держится. Всё будет в порядке.

Хотелось верить. Хотелось, чтобы эти слова стали истиной, чтобы весь этот кошмар рассыпался и исчез, как тот человек в маске.

Но тревога не уходила. Она сжалась где-то внутри, колючим комком, который не отпускал.

Кто он? Где Дмитрий? Почему всё случилось именно так? Мы ведь даже не успели разобраться, что вообще происходит…

А в голове — пустота. Будто мир на секунду замер в ожидании чего-то ещё худшего.

* * *

Через несколько минут воздух наполнился пронзительным воем сирены, и, наконец, скорая вынырнула из темноты, резко затормозив у дома. Дверцы машины хлопнули, и врачи, не теряя ни секунды, бросились к Михаилу. Их движения были быстрыми, отточенными, будто они уже тысячу раз проходили через подобные ситуации. Один из них, мужчина с уверенным взглядом, сразу взял ситуацию под контроль.

Михаила аккуратно, но решительно подняли на носилки и понесли к машине. Сердце бешено колотилось, каждая секунда растягивалась до бесконечности. Захотелось броситься за ними, быть рядом, держать его за руку, не давать ему исчезнуть в этом белом, стерильном коконе. Сделала шаг вперёд, но мужчина в медицинской форме преградил путь.

— Вам лучше остаться с детьми, — голос у него был тихий, но твёрдый, без капли сомнения. — Мы сделаем всё возможное.

Хотелось закричать, умолять, спорить, но в горле встал ком. Губы задрожали, и единственное, что удалось выдавить из себя, — слабый кивок. Слёзы сами собой хлынули из глаз, горячие, обжигающие, как раскалённые угли. Ощущение, будто океан внутри вдруг прорвал плотину, и волна горя захлестнула с головой.

Дверцы скорой захлопнулись. Сирена взвыла снова, и машина умчалась в ночь, унося с собой человека, который был всем.

Ноги подкашивались, но нужно было держаться. Дом встретил тишиной, натянутой, гнетущей. Дети сидели на диване, маленькие, испуганные, будто сжались, пытаясь стать невидимыми. Когда вошла, Катя подняла голову, и её глаза, полные слёз и страха, вцепились в меня.

— Мама, что случилось? — её голос дрожал, такой тонкий, будто любое резкое слово могло его сломать.

Как сказать? Как объяснить, что ничего не понятно, что страшно, что сердце рвётся на части?

— Михаил ранен, — голос предательски дрогнул, и слова прозвучали почти шёпотом. — Но врачи с ним. Они помогут. Всё будет хорошо.

Дети не шелохнулись. Катя и младший брат переглянулись, сжавшись ещё сильнее. Они пытались быть храбрыми, но страх жил в их глазах, в их сжатых губах, в напряжённых пальчиках, вцепившихся в подлокотники дивана.

Хотелось обнять их, защитить, закрыть от всего, что случилось. Но как? Как защитить от страха, который поселился внутри самой?

* * *

Чуть позже, когда всё немного утихло, пальцы сами потянулись к телефону. Сердце бешено колотилось, а в голове билась одна-единственная мысль: «Джон». Он всегда знал, что делать. Всегда появлялся в нужный момент. Набрала его номер, даже не осознавая этого. Гудки тянулись мучительно долго, но он ответил почти сразу, будто ждал этого звонка.

— Что случилось? — его голос был резким, натянутым, как струна. В нём не было ни тени сомнения, только холодная, обострённая настороженность. Он уже знал, что не просто так звоню.

Глубоко вздохнула, пытаясь привести мысли в порядок, но слова всё равно сорвались с губ нервным, прерывистым потоком. Рассказала всё, как есть. Как этот человек — один из людей Дмитрия — появился передо мной, даже не пытаясь скрыть своей угрозы. Как его холодный, бесстрастный взгляд пронзал насквозь, оставляя после себя ледяную пустоту внутри. Как во мне не было ни единого шанса, ни малейшей возможности дать отпор.

Джон молчал. Выслушал до конца, ни разу не перебил. Только дышал ровно, сдержанно. И когда я наконец замолчала, он заговорил.

— Это была проверка. — Его голос был спокойным, но в этих словах звучала жёсткая, неизбежная истина. — Дмитрий хотел показать, что он всё ещё может дотянуться до вас.

Грудь словно сдавило тугой железной хваткой. Тело напряглось, а внутри всё сжалось в маленький комок ужаса. Я знала это. Конечно, знала. Но услышать это от Джона — это было совсем другое. Это делало угрозу реальной.

— Но почему именно Михаил? — прошептала, едва удерживая дрожь в голосе.

Джон посмотрел на меня. Его лицо оставалось собранным, но в глазах было что-то, что заставило меня сжаться ещё сильнее. Тревога. Он понимал, насколько больно мне слышать это, но отступать не собирался.