Развод. Ищу папу для ягодки

Лариса, не оглядываясь, пулей пролетает в подъезд. Да не может быть, чтоб она меня не видела. Значит, есть что скрывать? Пульс оглушительно долбит в виски.

Делаю рывок в сторону «аудюхи». Что за хрен моржовый на моё позарился?

Задыхаясь от ярости, бью в стекло с водительской стороны. Дверь приоткрывается.

— Вам помочь?

Задрот с тонкими усиками и в очках… Поможет он. Тебе бы кто помог сейчас.

— Иди сюда, чмо лупоглазое.

Хватаю за шкирман и вытаскиваю на улицу. Встряхиваю урода с такой силой, что у него челюсти клацают, и шапка съезжает набекрень.

— Чё те от моей надо?

— Не… Я… Просто…

С ненавистью плюю под ноги, попадаю ему на начищенный кожаный ботинок.

— Я те дам «просто».

С размаху бью его лбом в лицо, попадаю по переносице. Парень со стоном зажмуривается, прикрывает лицо рукой в перчатке, размазывая кровь.

— Отвечай, баран тупорылый. Что от Лариски надо?

Челюсти до боли сводит. Перед глазами чёрные мушки разбегаются.

— Да чего отвечать-то? — визгливо выкрикивает он, — Учимся мы вместе. На лекции задержали. Подвёз. По пути нам.

— Ща проверим.

Зажимаю парню шею локтем и тащу к подъезду. Он дёргается, пытается сопротивляться, за что несколько раз получает под дых.

На мою удачу в домофон звонить не пришлось, как раз в этот момент на крыльцо выходит невысокий мужчина с мелкой собачкой на руках. Он ничему не удивляется, не вмешивается. Молча придерживает нам дверь, невозмутимо провожает взглядом, пока мы поднимаемся к лифту.

Входим в кабину. Выкручиваю парню руку, вдавливаю щекой в гладкую металлическую стену и держу.

— Охладись пока.

— Между нами ничего нет, — вякает он.

— Заткнись. Пусть сама скажет, — рычу я.

Наконец, двери разъезжаются.

Вытаскиваю парня за капюшон куртки. Он уже перестал сопротивляться, но я всё равно не отпускаю. Встряхнув, ставлю перед дверью, жму на звонок.

Тишина.

Жму ещё, ещё, ещё. Не открывает. Вот сучка, боится меня? Виновата? Хер уйду, пока не узнаю. Вжимаю ладонь в кнопку и застываю как статуя. Через пару минут за дверью раздаются торопливые шаги. Щёлкает замок.

— Обалдеть… Господи…

Лариса стоит на пороге босая, в коротком красном шёлковом халатике с тюрбаном из полотенца на голове. На стройных ножках несколько влажных полосок. В душе была. не успела хорошо вытереться? Глазищи огромные, ошалевшие.

— Вадик, что ты делаешь?

Хриплю в ответ:

— Эт кто? — дёргаю чувака за шкирку, который уже, походу, смирился и расслабился в моих руках.

— Олег Бурцев, мы учимся в одной группе, — растерянно лепечет она.

— Ты с ним чего? — не могу выговорить, корёжит от предположений.

Короткая пауза, прежде, чем до неё доходит вопрос. Лариса быстро-быстро машет головой из стороны в сторону.

— Ничего. Вообще ничего. Клянусь.

От облегчения меня накрывает усталостью.

Разжимаю руку.

— Вали отсюда, Бурцев. Чтоб больше не видел тебя.

И напираю на Лариску, чтобы войти в квартиру. Она по инерции делает несколько шагов назад. За спиной слышу звук отъезжающего лифта. Не оборачиваясь, захлопываю дверь. Беру Лариску за предплечья, вжимаю в стену.

Наклоняюсь к лицу, залипая на расширяющихся зрачках:

— Почему мне не позвонила? Я бы встретил.

— Не захотела.

От её тихого голоса у меня сдавливает горло. Что ещё за приколы?

Упрямо сиплю:

— Почему?

— Нам нельзя это всё, — уводит взгляд в сторону и заканчивает еле слышно, — Ксюша… Ты её парень, я её подруга…

Молчу, рассматриваю её лицо, реснички густые подрагивают, аккуратный ноздри трепещут, как будто принюхивается к чему-то. Прядь волос выпала из-под махрового полотенца. Поднимаю руку, осторожно снимаю его. Влажная песочного оттенка копна рассыпается по плечам. Заправляю убежавшую прядку за ушко. Какое вкусное ушко у неё, капец… Так хочу почувствовать его языком… Изо всех сил сдерживаюсь, чтобы легонько не прикусить. Чтобы избавиться от наваждения, перевожу взгляд по шее, на ключицы. Полы халата разъехались, а под ним… Ничего… Обнажённая светлая кожа в полумраке прихожей. Член болезненно ноет от перенапряжения. Сердце лупит, мешая дышать. Хочется сдёрнуть с неё всё, усадить на комод и…

Блять, с трудом доходит… Да она ж бросает меня. Открыто говорит, что ничего не будет…

И она права, наверное. Это всё пора прекратить, выбросить её из мыслей своих. А иначе сдохну. Только вот как это сделать, когда всё вокруг больше не имеет никакого значения?

Уголок рта дёргается в неуместной усмешке.

С трудом скрывая отчаяние, хриплю:

— Давай один раз, а? Потом уйду и не побеспокою тебя больше.

Её щёчки заливаются краской, она поворачивается, сверкнув растерянным взглядом. Приоткрывает рот, собираясь что-то сказать, а я пользуюсь моментом.

Кладу свою ладонь на затылок, не давая увернуться. И впиваюсь в нежные, сладкие губки, проталкивая язык сквозь её жалобный то ли выдох, то ли стон. Наши тела рефлекторно вжимаются друг в друга. Поцелуи становятся глубже, ярче. Мы тяжело дышим в темноте. Тону в её вкусе, оттенках аромата её кожи, волос, дыхания. Крышу рвёт. Мышцы дрожат. Меня сжигает изнутри. Медленно крадусь пальцами по гладкой коже бёдер, задирая шёлковую ткань халата.

— Ну, Вадим, я… — освободившись от моих губ, выдыхает она.

А взгляд хмельной совсем. Не даю договорить.

— Чуть-чуть, — наглею, перебираясь пальцами между ног.

И закатываю глаза от передоза ощущений. Там огненная лава, горячо, влажно… Раздвигаю аккуратные складочки, нащупываю пальцем клитор, массирую его, одновременно ловлю ртом удивлённые, разгорячённые стоны. И снова жадно впиваюсь в припухшие от моих поцелуев губы. С закрытыми от удовольствия глазами, она часто и глубоко дышит, её бёдра иногда подрагивают, как будто от разрядов тока. Она гладит мою спину, впивается, царапает её, распаляясь всё больше и больше.

Подхватываю её под ягодицы, усаживаю на комод, раздвигаю колени, встаю между них. Раскрываю полы халата, стягиваю его с плеч и сминаю в ладони мягкие полные груди, сжимаю пальцами твёрдые сосочки, глажу, пощипываю, наслаждаясь её жаркими, нетерпеливыми стонами. Недолго ласкаю языком ореолы. Медленно скольжу вниз, по гладкому, ровному животику, обвожу языком пупок и направляюсь ещё ниже.

Лариса осоловело приоткрывает глаза с поволокой:

— Куда…

— Тебе понравится, — не узнаю свой низкий хриплый голос.