Развод. Люблю другую
Шрифт:
Вика метнула в Катерину брезгливый взгляд и покинула холл.
Ярость и негодование пылали в душе. Она не могла все так оставить… Нужно поговорить с матерью. Немедленно!
Варвара.
Сердце выпрыгивает из груди… Для чего она звонит? Что-то случилось? Ей грустно, одиноко, больно?
Господи, ну, когда я перестану быть такой размазней? Меня вышвырнули! Растоптали, унизили. Вещи мои – те, что я особенно любила – на помойку вынесли…
Не стану перезванивать. Если случилось, что-то серьезное или…
Смартфон вновь раздражающе вибрирует
На сей раз решаюсь ответить.
– Привет, Катюш.
– Как ты посмела? – шипит она в динамик.
– О чем ты говоришь, дочка?
– Если бы ты относилась ко мне, как к дочке – не стала бы устраивать такую подлянку! Мы с папой… Мы как идиоты в банке выглядели! На нас менеджер, как на бомжей подзаборных смотрел. Значит, всю жизнь ты строила из себя паиньку, чтобы заграбастать денежки отца? Воспитывала меня, борщами кормила, играла в заботу, а это все… Тебе мало того, что ты кайфовала двадцать лет? Еще надо, да?
Я не могу ответить… В груди нестерпимо печет, а взгляд тускнеет от выступивших слез. Умираю просто… И сердце – бедное, истрепавшееся – как оглашенное бьется…
Всхлипываю в динамик. Ни слова не могу выдавить. Да и что говорить? Катюша, видимо, не способна понять мои мотивы? Я жить хочу… А им, вероятно, выгоднее, чтобы я умерла. Тогда точно мешать никто не будет.
Между нами повисает нестерпимая, вязкая тишина… Ее вспарывают мои всхлипывания и бабьи оханья. Дура я и есть… Наверное, чувства человеку с молоком матери передаются? Я не смогла Катю воспитать. Да и разве можно научить уважать или заботиться, любить?
– Стерва ты мама, вот ты кто, – выплевывает она. – Я молодая, красивая, у меня вся жизнь впереди, а ты… Ты же все потеряешь. Тебя обманут и отберут деньги. И я буду этому рада, ясно?
– Катя, зачем же ты так? – только и смогу вымолвить я.
Ума не приложу, как он снова появляется рядом? И вновь – в самый неподходящий момент… Выхватывает смартфон из моих ослабевших рук и рычит в динамик:
– Не звони сюда больше, мерзавка! Ты поняла?
– Кто это? Вы кто такой? – орет Катя.
– Неважно. Но маму твою я в обиду не дам. Звони только для того, чтобы попросить прощение. Все!
Я качаю головой и стираю льющиеся по лицу слезы. А Максим вздыхает и прижимает меня к груди…
Так от него пахнет, мамочки... Чистотой, ароматом туалетной воды с древесными нотками.
– Все будет хорошо. Дурацкое слово, не люблю его, но… Варя, все образуется, вот увидите.
Глава 17.
Глава 17.
Варвара.
Господи, ну, почему я все время предстаю перед этим мужчиной в неблаговидном свете?
Носом хлюпаю, рыдаю, обняв подушку или, как сейчас – «мило беседую» с дочерью…
Она так орала, что не только Макс – весь персонал мог услышать…
Но услышал он…
– Я… Понимаете, я не знаю, как жить дальше? Никто не научил. Для них жила, для нее… Приняла Катюшу, как родную, воспитывала.
– И никто не знает, Варь. И это нормально, когда родители не учат детей выживать
в кризисных ситуациях. Потому что мы так устроены – верим в чудо. Во все хорошее – добро, любовь и верность… Никто ведь не ждет подставы или предательства, ведь так?– Извините меня… Вы, наверное…
– Давай уже на ты? – предлагает Максим.
– Давай. Ты, наверное, думаешь, что я неуравновешенная истеричка?
– Ничего такого я не думаю. Ладно… Позвони, как закончишь, окей? А мы с Петькой поедем штурмовать детский сад.
– Удачи вам, – со вздохом протягиваю я.
Деньги, значит, ей нужны? Интересно, что папочка успел наговорить Кате обо мне? Дрянь я, меркантильная охотница за наживой, дура…
Юркаю в туалет, чтобы привести себя в порядок, и возвращаюсь в ординаторскую.
Напряжение ощущаю кожей. Ксения бросает на меня небрежный взгляд и возвращается к истории болезни. О Вересаеве не спрашивает.
Сажусь за стол, запоздало вспоминая о Севериной.
– Вспомнила? А она чуть коньки не отбросила, между прочим.
– Ты о Севериной? – хмурюсь я, проверяя входящие вызовы на смартфоне. – Я на связи. Почему никто не звонил?
– Думаешь, я не знаю, как это – быть рядом с таким мужиком? Тебе не до того было…
– Ксения Валерьевна, вы ошибаетесь. Мне всегда есть дело до пациентов. Всегда… Сейчас я пойду в реанимацию и осмотрю больную, а после мы поговорим.
С гулко бьющимся сердцем вылетаю из ординаторской. Только не сейчас, господи… Пожалуйста, не добавляй моему сердцу боли и страданий… Я и с этими-то с трудом справляюсь.
– Как Северина? Что случилось? Почему мне ничего не сообщили? Я же прошу, чтобы сразу звонили, я…
– Да, погодите вы, Варвара Андреевна, – испуганно хлопает глазами медсестричка Олеся. – Мы справились сами. У нее была однократная рвота. И давление подскочило, и…
– Дежурный осматривал ее?
– Конечно. Все хорошо, Варвара Андреевна. Даже если…
Действительно, ну, чего это я? Совсем расклеилась… Северина улыбается при виде меня. Внимательно выслушивает мой рассказ о ходе операции и возникшем осложнении. Кивает, смахивая выступившие слезы. И… Молчит, вперившись взглядом в стену. Осмысливает все, обдумывает…
Чтобы принять такое, нужно время, понимаю… И до ужаса боюсь. Меньше всего мне сейчас нужны судебные тяжбы…
– Простите меня… Я делала все, чтобы спасти вас, – произношу, ищу ее взгляда.
Она кивает на прощание, всем видом демонстрируя желание побыть одной.
Я могла бы многое сказать ей… Поведать о моих многочисленных попытках стать матерью, безуспешном лечении и тающей с годами надежде… У Севериной есть ребенок, ей крупно повезло…
Но я молчу, не находя в себе сил ее успокаивать… Все, погасла внутри лампочка, нет ее… Такими темпами я и работать не смогу…
– Я вас не виню, Варвара Андреевна. Спасибо, – слабым голосом протягивает она.
Мне сейчас покоя хочется, а не… милой беседы с Ксенией Валерьевной. Но я сжимаю пальцы в кулаки и решительно возвращаюсь на рабочее место.