Развод. Между нами только ненависть

— Конечно, милый…

— Постеснялась бы, — цежу я сквозь зубы.

Вот черт. Я сказала это вслух? Я не смогла задавить в себе ревность после ласкового слова “милый”?

Марк медленно разворачивается ко мне вполоборота и с тихой угрозой заявляет:

— Именно об этом я и говорю, Оленька. Я такого не одобряю.

Теперь я боюсь дышать под его строгим и недовольным взглядом Марка, который будто пытается сейчас прочитать мои мысли.

— Марк мне сложно… — сглатываю я. Сейчас я должна отступить, преклонить голову и показать свою отчаянную женскую покорность.

Сама дура виновата, могла же промолчать. Это ради моего же спасения, ради моего будущего без Марка и его измен, за которые он совершенно не чувствует вины.

Именно об этой обманчивой покорности я говорила и моим девочкам. В ссоре с мужчиной надо показать себя слабой испуганной малышкой, которая не пытается в ссоре доказать свою силу, власть и обиду.

И важно вовремя пустить слезу.

Но…

У меня сейчас не выходить заплакать, потому что по другую сторону от Марка сидит его любовница.

Я слышу, как тяжело и прерывисто дышу, но слез нет, и я боюсь, что Марк сейчас не поверит в мой страх.

— Я знаю, женщины любят устраивать суету, — он сверлит взглядом мой висок, — но вы будете умнее. Да, сложно, особенно для тебя, — он обхватывает мое запястье и медленно отрывает мою руку от колена, в которые я крепко-крепко вцепилась.

Держит меня за ладонь, а я продолжаю смотреть перед собой не в силах моргнуть.

— Не надо разносить грязь обо мне, о Фаине, о нашем разводе своим подружкам, — сжимает мою ладонь. — Посмотри на меня.

На выдохе я поворачиваю лицо к Марку, который с обманчивой мягкостью улыбается:

— Ты меня поняла?

— Поняла, — сдавленно отвечаю я и для убедительности коротко и быстро киваю.

Поджимаю губы на несколько секунд, а после я задаю вопрос, который сам из меня вырывается:

— Она останется тут?

Да боже мой! Какое мне дело? Зачем я веду разговоры с тем, кто может из-за личного каприза запереть меня в подвале или даже посадить на цепь?

— Назови ее по имени, — Марк прищуривается.

— Фаина останется тут? — сипло спрашиваю я.

— А ты против?

— Нет, — лгу я и по телу прокатывается болезненная дрожь напряжения. — Не против. Я же… теперь не жена.

— Верно, — отпускает мою руку. — Тогда беги, Оля.

Я торопливо встаю. Когда спускаюсь по ступенькам, чуть не падаю, но вовремя хватаюсь за массивные перила.

Оглядываюсь на Марка, к которому прижалась молчаливая Фаина, и вспоминаю свои глупые и громкие слова о том, что умная женщина никогда не допустит того, чтобы у мужа появилась любовница, а если такое случилось, то надо шмару отвадить.

Надо бороться за своего мужа.

— Марк…

— Что?

— Я беспокоюсь о нашем сыне, — тихо говорю я. — Я не хочу его потерять.

— Я тебе уже сказал, — Марк хмурится, — все в твоих руках. Все зависит от того, как ты себя поведешь.

Делаю выдох и бегу к машине, боковую дверцу которой услужливо распахнул водитель.

Я должна спасти свою жопу.

— Оленька.

Замираю у распахнутой дверцы.

— Я на днях к тебе загляну. Ты как раз подуспокоишься, — вздыхает Марк, — надеюсь, ты меня встретишь иначе, чем сегодня. Ты меня сегодня сильно огорчила.

Глава 15. Привет

— Что ты молчишь?

Марк навис надо мной, привалившись поднятой рукой к косяку. Щурится, а у меня сердце прыгает то к глотке, то обратно падает в пятки.

Обещал проверить меня? Угрозу свою исполнил.

Эти двое суток прошли у меня в страхе и слезах, а ночами я просыпалась от хруста пальцев и тихого смеха Марка, который мне чудился в темноте.

— Поздороваться не забыла?

Я за два дня то ли отвыкла от Марка, то ли у меня психика прожила резкую метаморфозу за это короткое время, но сейчас я вижу Марка реально чужим мужиком.

Опасным и с очень жестокими глазами.

— При… вет…

Его объятия и ласковые чмоки в щеки по утрам, которые пахли крепким кофе и ванилью, будто стали галлюцинациями и бредом сумасшедшей меня.

Мне все это привиделось.

— Ну, как ты? — он с раздраженным вздохом отодвигает меня в сторону одной рукой и переступает за порог.

Молча наблюдаю за тем, как он деловито стягивает пиджак и накидывает его не крючок вешалки, а затем заглядывает в зеркало и медленно приглаживает волосы, посматривая на меня через отражение:

— Я тебе задал вопрос.

— Нормально, — торопливо отвечаю и прячу руки за спину.

За эти два дня я несколько раз звонила нашему сыну. Мне за это прилетит? Но я же… все-таки мама, и да имею право на звонки и на вопросы, все ли хорошо с моим мальчиком.

Дима мне отвечал холодно и отстраненно “все хорошо, мам” и сбрасывал звонок. Наверное, он злится на меня, что я ушла, бросила его и допустила, что в наш дом пришла любовница отца.

Ведь если бы я не сбежала и согласилась на предложение Марка “спасти” семью, то он бы не позвонил Фаине и показал бы мне, что на мое место придет другая женщина.

А осталась ли Фаина в нашем доме?

Я не осмелилась Диме задать этот вопрос, потому что Марк не одобрил бы моего женского любопытства: раз ушла, то больше не суй свой нос в мою жизнь.

А если Фаина осталась, то… Марк спал с ней в нашей кровати? Позволил ли этой губастой прошманде голову свою наглую и тупую положить на мою ортопедическую подушку?

Подушку-то я свою не забрала, и поэтому у меня сейчас шея болит.

Марк будто почувствовав мой гнев, разворачивается ко мне и вскидывает бровь, а я резко и виновато опускаю взгляд.

— Подружкам своим звонила, жаловалась? — Марк делает ко мне шаг.

— Нет.

— А они тебе звонили? Тебе же обязательно вечерами кто-нибудь из них да трезвонит со своими вопросами о своей личной жизни и неудачных свиданках.

Я молчу.

Да, сама я не звонила, но мне звонили. И да, опять с новой порцией нытья, что не везет с мужиками и что срочно нужен мой совет. Как и где найти того самого принца?

— Оля, — раздраженно тянет Марк, напоминая о своем существовании.

— Звонили… — виновато шепчу я и признаюсь, затаив дыхание, — и я расплакалась…