Развод. Между нами только ненависть

— Развести ее… — бубнит он и на грудь падают еще несколько капель крови. — Отыметь… но я же не знал, мужик…

За честность Коля не получает удара в рожу. Марк только усмехается, а меня пробивает холодными отвращением.

— Ой, для тебя новость, что таких, как ты, — Марк оглядывается с ухмылкой, — мужики считают легкой добычей?

— Я не такая…

Марк выталкивает окровавленного Николая на лестничную площадку, захлопывает дверь и несколько раз с тихими зловещими щелчками проворачивает ключи в замочной скважине.

После он ключи прячет в карман и разворачивается ко мне:

— Конечно, не такая, потому что я тебе запрещаю любые случки с другими мужиками.

У меня брови ползут на лоб.

Он серьезен. Он не шутит, и в его голосе нет ни намека на то, что решил чуток поюморить и разрядить обстановку.

— Все же логично, — он делает ко мне шаг. — Ты не сохранила семью, не удовлетворяла мужа… и тебе не о случках надо сейчас думать, а о своих ошибках в браке.

Он опять переворачивает мои слова в свою пользу, и как же ловко это у него выходит. Я не могу ничего против сказать.

Все по фактам, которые я втюхивала своим доверчивым курочкам на наших с ним женских чаепитиях.

— У тебя же есть Фаина, — шепчу я и отступаю в сторону кухни, — я стану для тебя бывшей женой.

— Я моя бывшая жена больше меня не опозорит, — медленно прет ко мне, зло прищурившись. — Мне казалось, ты это должна была уяснить после прошлого нашего разговора.

— А меня, значит, можно позорить? — дрожащим голосом спрашиваю я. — Позорить любовницей, разводом?

— Я предлагал тебе постараться и сохранить наш брак, но ты сама отказалась, — мягко и с угрозой посмеивается, — и никто из моего круга не позволяет бывшим женам скакать по другим вялым огурцам, — еще один шаг, — это вопрос уважения, моя дорогая.

Еще один шаг, и я не выдерживаю. Кидаюсь на кухню, закрываю дверь, к которой затем приваливаюсь всем телом в холодной панике.

— Такие порядки, Оленька, — мрачно заявляет за дверью Марк, — а теперь займись кексиками, хозяюшка. И ты уже придумала, как объявишь о нашем разводе? Кстати, я думаю, что это будет финальный аккорд для твоего женского клуба. Вишенка на торте.

Глава 19. Извинения

У меня дрожит рука и взмахи венчика выходят неуклюжими, дергаными и нервными. Марк внимательно за мной наблюдает. Его пиджак висит на спинке стула, а рукава рубашки закатаны.

Под его кожей выпирает четкий рисунок вен: оплетают жилистые предплечья и спускаются к тыльной стороне ладоней.

Марк замечает мой взгляд на своих руках.

Я почему-то краснею.

Туплю взгляд в миску с жидким тестом для кексов.

Замираю, когда Марк поддается в мою сторону, а после ныряет указательным пальцем в тесто.

Господи, у меня в волосах сейчас седины стало точно больше, чем было.

Слизывает тесто с пальца и откидывается на спинку стула:

— Продолжай, Оля.

Прикусываю кончик языка, крепче сжимаю ручку венчика и веду им по кругу.

— Было бы неплохо Фаину научить печь мне кексы по утрам, — хмыкает Марк, не спуская с меня пристального и изучающего взгляда.

Я опять останавливаюсь, медленно выдыхаю и перевожу молчаливый взгляд на Марка, который лениво мне поясняет:

— Я люблю твои кексы. Не хочу от них отказываться. Тем более, милая моя, своим курочкам ты провела кулинарный мастер-класс “кекс-соблазн”.

— Но они с тобой не спали, — тихо и дрожащим от ярости голосом возражаю я.

— Но были бы непротив, — самодовольно хмыкает Марк.

И мне нечего возразить, потому что он прав. Мои курочки мне невероятно завидовали тому, какой у меня горячий муж, и даже с придыханиями делились, что просят у Вселенной именно такого мужика, как Марк.

Мне это льстило, и на мастер-классе “кекс-соблазн” я шутила, что мои ванильные малыши с жидкой шоколадной начинкой не раз провоцировали мужа на страстную и чуть ли не животную близость прямо на столе.

Конечно, я опять лгала.

Кексы Маркуша мои любил кушать под кофеек из смешной кружки в форме кота, но страсть на столе я мастерски избегала.

Да и кексы я готовила по большей части не для него, а для красивых фотографий в социальных сетях, чтобы куриц своих подразнить намеками, что у меня опять была страсть на столе на кухне.

— Я с тобой согласна, Марк, — перехожу на примиряющий шепот в надежде смягчить Марка, — я заигралась.

— Верно, но Фаину в тайну кексов посвятишь, — безапелляционно заявляет Марк и скалится в улыбке. — Я же сказал. Мне нравятся твои кексы.

Я готова плакать.

— Либо, — Марк улыбается шире, — ты будешь сама кексы готовить для меня на завтрак… как обычно, по понедельникам и пятницам.

Что за игру он ведет? Он наказывает меня за мое женское самодовольство, которое задело его мужское эго?

— Марк, я готова извиниться, — шепчу еще тише.

— Думаю, ты не принесешь мне те извинения, которые бы меня, как и любого другого мужчину, удовлетворили.

Я широко распахиваю глаза. Он опять с ухмылочкой возвращает мне мою женскую мудрость, которая гласит, что если ты провинилась перед мужчиной, то он тебе все простит за верткий ласковый язычок.

Я опять краснею, и румянец сжигает не только щеки, но и лоб.

— Или готова? — изгибает бровь.

Я его моментально считываю. Он провоцирует меня. Если я надену на его голову миску с тестом с криками, что он подонок, то меня точно ждет “животная страсть” на столе.

Он накажет и отымеет меня, если я посмею сейчас огрызнуться и проявить агрессию. Он научит меня, что такое мужское доминирование.

Я сглатываю, крепко сжимая ручку венчика.

Я не хочу пугать соседей криками о помощи.

Не хочу узнать, что такое быть слабой и никчемной женщиной в грубых и жестоких руках беспринципного урода, который был моим мужем.

Я не хочу потом рыдать под душем.

— Что? — Марк с вызовом прищуривается. — Ты задумалась о том, как правильно передо мной извиниться? Мне нужны глубокие извинения, Оля.

Он насмехается. Он преподает мне жестокий урок, что я не просто заигралась, я в край обнаглела, но он меня действительно перевоспитает и укажет мне мое место. У его ног. Либо метафорично, либо буквально.