Развод. Между нами только ненависть

Прячу дрожащие руки под стол.

Марк учит меня брать на себя ответственность. Марк учит меня сдержанности в общении с посторонними. Марк учит меня, что женская болтливость может навредить семье.

— Оленька, но… почему вы так с Маркушей резко разводитесь?

— С Марком, — мрачно поправляю. — Маркушей мой муж должен был быть только для меня.

Марк учит меня, что я давно уже, по сути, “подложила” его под весь женский клуб, ведь для каждой из них он был Маркушей.

— Загулял?

— Или ты загуляла?

— Оля, как же так… такая крепкая семья была.

— Что же случилось, Оля. Не молчи. Мы рядом, мы выслушаем.

Не курицы. Нет.

Стервятницы.

Вот кто они. И сейчас я вижу это четко и осознанно: они жаждут подробностей нашего с Марком развода.

Они хотят каждую деталь моей семейной трагедии. Да, они пожалеют. Может быть, даже кто-то постарается помочь, но лишь после того, как я поделюсь с ними слезами, ревностью, криками, какой Марк козел.

— Наш развод касается только меня и Марка, девочки, — мило улыбаюсь через силу, — клуб закрыт.

Что же, Марк элегантно подвел меня к тому, что я теперь больше никогда и ни за что не стану болтать о своей личной жизни.

Личное — это личное.

Спасибо, Марк, урок усвоен. Какой урок будет следующим, мой милый? Что ты приготовил для меня еще? Какую проверку.

Вздрагиваю, когда в сумочке вибрирует телефон. Торопливо выхватываю его и в ужасе смотрю на экран, на котором высветилось имя “Марк”.

Не к добру.

— Алло? — под внимательными взглядами прикладываю телефон к уху.

— И где ты? — начинает без приветствий. — Я сына нашего привез, Оля. Чтобы через десять минут была на месте.

— Я не успею, Марк.

— Пятнадцать, — сбрасывает звонок.

Глава 26. Львенок

— Я дома! — врываюсь в квартиру и пытаюсь отдышаться.

Я еще никогда прежде никуда так не торопилась. Дыхалка на пределе. Ноги трясутся от слабости. Легкие горят.

Я всю жизнь была неспешной. Царственно медлительной, и никогда не приходила вовремя. На любую встречу или свидание опаздывала.

Ну, знаете эту женскую мудрость, что настоящая женщина никогда не придет вовремя. Она всегда задержится, чтобы мужчина понервничал.

Если я опоздала, то Марк может психануть и больше не будет у меня встреч с сыном.

Смотрю на экран смартфона. Я уложилась за пятнадцать минут.

Понимаю, что Марк был в курсе, где я была и четко рассчитал, за сколько минут я буду на месте.

Он дрессирует меня.

— Я же говорила, что она успеет, — слышу голос мамы.

Теперь я замечаю в прихожей мамин красный чемодан с яркой наклейкой “Бабулита едет отдыхать, сосунки”.

Да, мама у меня с прибабахом, который проявляется всегда очень внезапно и неожиданно. Отличный пример ее легкого безумия — красный чемодан с сомнительной наклейкой.

— Ну, что ты такой мрачный, Маркуша? — воркует на кухне мама. — Пришла же. И не опоздала. Вон как дышит. Как бизон после марафона.

— Даже странно, что такая одышка, — отвечает ее Марк и хмыкает. — По утрам каждое утро бегает.

— Ну, любят женщины приврать! — охает Мама. — Я вот тоже все говорю, что мне пятьдесят.

В молчании Марка я слышу полное недоумение. Я делаю судорожный выдох, сглатываю в попытке унять жжение в груди и скидываю туфли:

— Где Дима?!

— В магазин его отправила. У тебя тут кроме кексов ни черта нет! — повышает голос. — Зачем тебе столько кексов?

Мама выходит ко мне в прихожую. Не успела вернуться, но под глаза уже налепила мои патчи. Подплывает вплотную, сердито поправляя фартук на талии и зло шепчет:

— Тебе надо бы муженька удивлять, какая ты хозяюшка, а ты… сладкое жрешь.

— Это я вчера его шлюху учила печь кексы, — выдыхаю маме на ухо. — Это не я сладкое жру, а твой любимый Маркуша. Это он сладкоежка по утрам.

Меня трясет, но уже не от слабости и одышки, а от злости.

Я для Марка — враг. Для дочерей — дура. Для матери — идиотка. Для сына — старая клуша.

Никто меня в моей семье не поддерживает и не понимает. Я — одинока. Я противостою не только Марку, который с цепи сорвался, но и против всей семьи.

— У тебя совсем мозгов, — мама шипит мне в щеку, — раскрывать свои секреты другой женщине?

— Надо признаться, что Фаина сегодня с утра спекла те самые кексы, — скучающе отзывается Марк, — а я, признаться, ожидал, что Оля решит немного подерзить мне.

Он, что, разочарован? Он ждал того, что я обману Фаину с рецептом?

Или мне показалось?

— Ничего особенного в этом рецепте нет, — стягиваю с шеи шарф и накидывает на крючок вешалки.

— Теперь нет, — разочарованно фыркает мама.

— Соглашусь с твоей мамой.

Сжимаю плечи мамы и отодвигаю ее в сторону, а затем шагаю на кухню, где у окна скучает Марк.

— Я закрыла клуб, — отчитываюсь с дрожью в голосе. — Объявила о нашем разводе, но тебе, вероятно, и так донесут, что было мной сказано, да?

— А ты сказала что-то, что меня опять разочарует? — Марк оглядывается и улыбается. — Или была осторожна?

Я готова упасть перед ним на колени и взмолиться, чтобы он сжалился надо мной, но вряд ли он услышит мое отчаяние, ведь он решил раздавить обнаглевшую женушку за ее отказ “сохранить семью”.

— Нет. Я была предельно официальна, — прячу трясущиеся руки за спину, — никаких подробностей. Никакого грязного белья.

— Умничка, — вновь смотрит в окно.

Понимаю, что он напряжен, и причина этому напряжению — не я. Поднимается нехорошее предчувствие, и я кидаюсь к окну.

Замираю.

На детской площадке Дима отбивается от трех парней: один с разбитым носом пытается встать из песочницы, второй получает в живот ногой, а третий заходит сбоку. Но пока второй летит в кусты, Дима с резкого разворота наносит третьему в лицо удар кулаком.