Развод. Между нами только ненависть

— Ты меня вызверила, Оля. Я тебя возненавидел в тот день, — закрывает глаза, будто ему больно, — и мне показалось, что любая баба заменит тебя, — он резко открывает глаза и смотрит на меня, — потому что со мной была в этот год кто угодно, но не жена. Ты орешь мне про Фаину, а меня это не трогало. Для меня ничего не имело ценности.

Он садится.

— И наш дом… он уже не был нашим, Оля, — тоскливо смотрит на меня.

— Не был, — соглашаюсь я.

Я им поделилась со своим женским клубом. Я пустила, пусть и виртуально, на нашу кухню, где я пекла «горячие кексики» для мужа, завела их в спальню, когда решила поделиться обзором на новое шелковое белье, а однажды загнала даже в кабинет мужа: сняла на видео моим девочкам кусочек из логова «моего работяжки».

А еще я хвасталась садом. И бассейном, у которого «любила нежиться под солнышком».

— Да, новый дом ты в любом случае купишь, — сердито заявляю я и накрываю лицо руками, потому что мне становится опять стыдно за то, какой я позволила себе быть в семье. — Поэтому я так легко сбежала. Мой дом перестал быть родным гнездом.

— Он меня давно начал раздражать, — признается Марк. — Неуютным стал, — молчит и следует новое признание, — я хотел наказать тебя тем, что привел Фаину. Показать… показать, что у этого дома давно не было хозяйки.

Есть ли у нас будущее после таких истин?

Слишком многое нам надо понять, осознать и простить. Легче разбежаться, влюбиться в других, ведь с этими другими не будет общих ран, разочарований, обид и той самой честности, которая сближает через боль.

— Я больше не хочу проживать подобное, Оля, — Марк смотрит перед собой. — Я хочу любить тебя. Хочу ждать с тобой встречи, а не оттягивать момент, когда надо возвращаться домой. Хочу смеяться над твоими шутками, а не терпеть сплетни о незнакомых бабах и их любовниках. Я хочу обнимать тебя по ночам, а не отворачиваться… И у нас все это было.

— Было, — соглашаюсь я, — но никогда не было того, что есть сейчас. Мы никогда так не говорили. Может, в этом наша проблема, Марк.

— Я не мог так говорить с тобой, — хмурится. — Мне и сейчас сложно. Я заставляю себя говорить, потому что… потому что иначе ничего не выйдет. Я хочу уйти, Оля, — он смотрит на меня, — я чувствую себя сейчас слабым. И мне страшно, что ты сейчас смеешься надо мной.

— Не смеюсь, — приподнимаюсь и затем сажусь. — И я тоже хочу сбежать. Я любила играть дурочку, но я никогда не любила признавать свою неправоту, а я ее сейчас признаю. Знаешь, многие женщины предпочитают влюбиться в другого, чем сказать, что, да, я накосячила…

Мне бы было легче, как женщине, обвинить в развале нашего брака только Марка, и я бы осталась все той же трусливой Олей, которая много хвастается и которая отказывается брать ответственность за эту непростую жизнь.

И остались бы у меня из отношений только книжки с выдуманными мужиками.

— Не будет другого, — строго перебивает Марк, и мы в молчании напряженно смотрит друг на друга.

— Но и другой тоже не будет, Оля, — наконец, добавляет он. — Будешь ты. Я так решил. С разводом или без развода будешь только ты. Я не позволю себе потерять тебя вот такую. И я хочу знать, как такая ты умеешь любить, — подается в мою сторону, — кончаешь ты иначе, — в его глазах вспыхивает темный огонь. — А вот как любишь?

Глава 63. До конца

Как я могу любить после тех болезненных и сложных метаморфоз, что прожила я вместе с Марком?

А как я любила до всего этого?

Как я любила Марка? Как я любила наших детей? Как я любила саму себя?

Мои проблемы с этой жизнью начались с самой себя и с того, что я не любила себя, не видела в себе ценности и хотела казаться для чужих не той, кто я есть.

А кто я есть?

Я начала это только сейчас узнавать, и это так интересно.

Я, оказывается, крутая тетка.

Я всю свою жизнь играла какую-то наивную трусишку, которую нужно оберегать со всех сторон, а на деле — я могу быть очень жесткой и бесстрашной.

Могу мыслить трезво и холодно в момент острого стресса и еще командовать.

А еще я люблю чувство опасности в близости. Меня возбуждает, когда мне грубо и жестко напоминают, кто в спальне главный.

И мне совсем не хочется об этом делиться с другими.

Потому что это не выдумка, не ложь, а моя новая реальность. Я больше никого не пущу к нам с Марком под одеяло.

И советов чужим не буду давать.

Только родным и то только тогда, когда просят. Вот зять и попросил.

— Я не смогу так… — мой зять Андрей хмурится, и на меня не смотрит.

Ему, как мужчине стыдно, что мне известно: моя дочь пугала и шантажировала его Марком.

— Никто тебя в лесу не закопает, — вздыхаю я. — Марк дал торжественную клятву тебя не трогать и отпустить с миром.

— И дочь я не увижу.

— Увидишь, — обещаю я. — Яна, может, дурында, но у нее есть я и Марк, которые… ну, тоже наломали дров прилично. Мы сейчас… нагоняем потерянное время в воспитании, знаешь ли.

— Но я Яну люблю, — Андрей хмурится и, наконец, смотрит на меня, — но остаться… она меня не уважает. Да и как уважать после всего? Я же не мужик для нее. Я не Марк.

— Но ты хотел развода.

— Поэтому и хотел, что меня любили только на видео.

— Стремно, — соглашаюсь я, — но докажи, что ты мужик.

Смеется.

Горько и разочарованно.

Как мужчине доказать, что он мужик, после того, как испугался угроз жены?

Напрягается и смотрит мимо меня. Я оглядываюсь. Из уборной возвращается Марк. Рожа злобная, шаги уверенные и размашистые, и затихает не только наш зять, но и другие посетители кафе. Кто-то даже глаза тупит.

А я не боюсь.

Я любуюсь. Этот злой и страшный мужик — мой.

— Я тут подумал, — Марк возвращается за стол. Одергивает полы пиджака и поправляет галстук, пристально глядя на Андрея, — я отправлю тебя к цыганам.

— Что?

— Дела у них опять ко мне какие-то, — Марк кривит губы. — Сам я в их табор больше ни ногой, а ты поедешь.

— Что?

— Переговоры проведешь, — строго безапелляционно заявляет Марк.

Вот так Марк решает проблему Андрея. Если хочешь быть мужиком, то начинай с цыган, которые опять появились в нашей жизни с сомнительной идеей организовать какой-то бизнес с нашими бабками.

— Ну, какой же из меня переговорщик… — Андрей нервничает еще больше, когда Марк недобро прищуривается.

— Я вижу в тебе потенциал.

Андрей удивленно замолкает. Несколько секунд он обдумывает слова Марка и заметно меняется.

Аж приосанивается.

— Ты же с цыганами дел не имеешь, — удивленно шепчу я Марку.

— Не веду, — он взгляда с Андрея не спускает. Сканирует на эмоции и на страх. — Вот он и пусть доходчиво объяснит им, что не стоит даже думать о сотрудничестве.