Развод. Он влюбился

Я пошумела в прихожей, чтобы мое появление не стало неожиданностью, а потом зашла в гостиную.

Дарья уже отошла от букета и теперь старательно делала вид, ей все равно.

— Красивые цветы, — как бы невзначай заметила я.

— Ничего особенного, — отозвалась она, а сама покраснела еще сильнее.

— Может, вам с Максимом куда-нибудь сходить? Говорят, скоро у нас будет концерт…

— Мам! Мне некогда!

— Да? Жаль. Мне тут два билета подогнали, вот хотела вам отдать…

Ну же, детка, соглашайся. Тебе надо развеяться. Скорбь скорбью, но жизнь продолжается, не надо тратить ее на сожаления о пустом. Все равно никто этого не оценит.

Было видно, что ей хочется, но внутренние демоны не пускают.

— Я подумаю, — наконец, выдохнула Дарья.

Что ж по крайней мере не прозвучало категоричное «нет».

Глава 10

Еще издали я заприметила его рослую фигуру, и словила приступ тахикардии.

Сердце споткнулось, замерло на миг, а потом начало бестолково барахтаться в груди.

Максим снова поджидал меня возле работы. Специально приходил на полчаса раньше, чтобы не пропустить моего появления, и вместе со мной заходил внутрь.

Своеобразный ритуал, которого я, стыдно признаться, ждала каждое утро.

Когда я подошла ближе, в ушах уже так шумело, что за этим грохотом едва можно было различить звуки улицы – шум шин по асфальту, пение птиц, музыку, играющую где-то неподалеку. Все это смешалось в тихий гул, служащий лишь фоном для моего взбалмошного сердцебиения. А еще стало тяжело дышать – воздух падал тяжелыми горячими комками в легкие, и как-то подозрительно припекло щеки.

Отвесив себе мысленный подзатыльник, я с великим трудом совладала с разбушевавшимся организмом, натянула ничего не выражающую маску, и совершенно ровным тоном поздоровалась с Субботиным:

— Привет.

— Привет, Даш, — он тут же расплылся в улыбке, как будто увидел восьмое чудо света.

Я даже обернулась на всякий случай – вдруг, кому-то другому улыбается? Но позади никого не оказалось.

Он и правда улыбался мне.

Он всегда мне улыбался. И, черт возьми, было очень сложно не улыбнуться в ответ.

— Спасибо за цветы. Они прекрасны.

— Как съездили на юбилей? — спросил так, будто ему и правда было интересно, как прошли мои выходные.

— Хорошо. Отдохнули, пообщались с родными и знакомыми.

— Понравилось?

— Очень…хотя местами были неприятный моменты.

Единственным неприятным моментом в нашей поездке была встреча с отцом.

Он как рядом оказался, так у меня внутри все заиндевело. Вот просто ледяной водой окатило и приморозило.

И вроде за год вспоминала тысячу раз и тосковала по нему, и фантазировала о том, как было бы здорово, если бы все вернулось на свои места, если бы он однажды просто взял и приехал к нам… а как увидела, так все заново и сломалось. Потому что не простила ни черта. Ни того, как предал мать, ни того, как поступил с нашим домом и семьей, ни того, как выставил меня за дверь и побежал утешать мою любимую-тварь-подружку.

Предателей нельзя прощать. И не важно кто это: друг, брат, муж, молодой человек или родной отец. Нет и все.

Я чуть не сдохла за ту минуту, что он был рядом, а мама с ним даже говорила…

Правда недолго, потому что несмотря на собранность и самоконтроль, нервы у нее были не железные. Она молодец. Сильная, красивая, достойная. Ей все по плечу. И я искренне ей восхищалась, но прекрасно знала, что желанием общаться с моим отцом она не горела, что те вынужденные десять минут наедине с бывшим мужем дались ей не просто.

Ни одной женщине на ее месте не было бы просто, особенно после того, как своими собственными глазами увидела, как муж наяривает подругу дочери.

В груди привычно заломило от чувства вины.

Это все я.

Моя вина.

Это я своей неосмотрительной болтовней привлекла к нам Маринино внимание.

Мы ведь не дружили особо ни на первом курсе, ни на втором. Просто жили вместе, вращаясь в разных компаниях, А потом вдруг, она сама изъявила желание сблизиться, и как-то незаметно заполонила собой все вокруг.

Любимая подружка, мать его. Веселая, заводная, надежная. Ага, два раза. Надежная…

А еще чуткая и внимательная, и всегда готова поговорить по душам, выслушать. Особенно если дело касается домашних историй. Кивать с участливым видом, пока одна беспечная дура рассказывает про свою семью, а особенно про отца. Хвалить, восхищаться, провоцируя на еще большую откровенность. Незаметно подталкивать к нужным темам, вытаскивать информацию под благовидными предлогами

— Ой, Дашуль, а покажи еще раз свой дом. Он такой красивый.

И Дашуля быстрее лезла в телефон, чтобы провести экскурсию по родным владениям.

— Ой, Дашенька, а отец у тебя такой солидный. Наверное, строгий начальник, а дома примерный семьянин?

И Дашенька, теряя тапки, начинала рассказывать о том, чем любимый папочка занимался, какая у него фирма, как называется, где расположена, сколько людей в подчинении. А потом какой у него любимый цвет, и как здорово он умеет готовить шашлыки по своему фирменному рецепту.

— Ой, Даша, а какой бассейн...ммм… Я бы с радостью поплавала. И персики какие сочные, я бы попробовала, и климат, наверное, там особенный…

И что сделала Даша в этот момент. Правильно! Пригласила подруженьку к себе на лето.

Идиотка. Самой от себя противно.

Подъем, который я испытала, увидев Субботина, заметно схлынул.

Интересно, он тоже бы тайком от жены пялился бы на голожопые фотографии другой бабы или как? И так же легко бы променял семью на новые ощущения и глаза с поволокой?

Я понимала, что меня несет, что нельзя всех чесать под одну гребенку, но ничего не могла с собой сделать. Стоило только подумать о том, чтобы с кем-то сблизиться и открыться, как на меня набрасывалось гадкое прошлое. И демоны, поселившиеся в душе, нашептывали: он тоже тебя предаст, все предадут.

А я до смерти боялась снова быть преданной теми, кому доверяю и кого люблю.

— Идем работать, — буркнула я и первая вошла внутрь двухэтажного офисного здания.

А Макс, обескураженный столь неожиданной сменой настроения, отправился следом за мной.

В офисе было свеженько. Катька Петрова, как всегда, пришла раньше всех и на полную включила кондиционер.

Каждый раз, когда ей за это выговаривали, она бодро и, ничуть не смущаясь, отвечала:

— Зато дольше не прокиснем.