Развод. Он влюбился
Шрифт:
Дашка явно направлялась к остановке, и мне нужно было нагнать ее до того, как она сядет в транспорт.
Расстояние сокращалось. Пятьдесят шагов, двадцать, десять.
Главное не рухнуть посреди дороги.
Я все-таки нагнала ее. Не в силах преодолеть последние пару метров пристроилась у нее за спиной. Два глубоких вдоха – до вертолетов в голове – и последний рывок.
— Даша! — я схватила ее за локоть и отчетливо почувствовала, как ее перетряхнуло с ног до головы.
Резко обернувшись, она испуганно уставилась на меня. Бледная, почти зеленая, со странно припухшими покрасневшими
— Мама? Ты что здесь делаешь?
— Бегу за тобой, — с трудом прохрипела я. На улице все так же мело, бросая в лицо горсти колючей снежной крошки. Рядом с нами – ни одного прохожего, будто на всем свете остались только мы с ней. Небо над головами серое-серое, хмурое и холодное. — Почему ты не на работе?
— Отпустили пораньше.
Она замешкала всего на долю секунды, прежде чем ответить, но этого было достаточно чтобы понять – врет.
— Я тебе звонила.
— Да? — вроде как удивилась дочь и полезла в карман за телефоном, — извини, пропустила. У меня телефон, как всегда, на беззвучном. Да, точно, пропущенные.
Я не поверила ее удивлению и извинениям. Все она видела и слышала, просто не отвечала, намеренно игнорировала.
— Куда ты собралась?
Она снова замялась, потом начала как-то бестолково мямлить:
— Я…мне надо… с подружкой договорилась.
Увы, не было у нее подружек. По крайней мере таких, к которым можно нестись посреди дня, забыв обо всем на свете и ничего не замечая вокруг.
Я ничего не сказала. Только смотрела на нее, ожидая продолжения, а Дашка мялась, мялась, что-то мычала, а потом внезапно закрыла лицо ладонями и разревелась.
У меня внутри что-то оборвалось от этих слез. Что-то болезненно дернулось, накрывая волной удушливого страха.
Все так же без слов, я притянула дочь к себе и крепко обняла. Гладила по спине, качала, и только спустя пару минут сказала:
— Пойдем домой.
Она надрывно замотала головой:
— Мне надо. Ко времени.
— Подождет.
Все подождет, пока я не разберусь что к чему.
Я аккуратно развернула ее в обратную сторону и, настойчиво преодолевая вялое сопротивление, повела домой.
По пути лепетала что-то о том, что все наладится, что бывают плохие дни и надо просто их пережить и идти дальше. Про малиновый чай что-то бредила, про горячие бутерброды, и про пряники с мятой, как будто это что-то да значило.
На самом деле я просто боялась тишины и мыслей, которые за ней приходят, поэтому болтала без умолку, набирала всякую ерунду, постоянно задавая дочери вопросы: что скажешь? Как думаешь? Помнишь?
Она отвечала невпопад. Если вообще отвечала, но я продолжала разговаривать. Болтала, болтала, болтала и остановилась только когда завела ее в дом и заперла дверь на замок. Единственное, что я знала наверняка – это то, что нельзя отпускать Дарью в таком состоянии, куда бы она ни собиралась. Просто нельзя и все.
Мы прошли на кухню. Она села за стол и уставилась на свои сцепленные в замок руки, и только слепой не заметил бы, как сильно они дрожали.
С трудом переводя дыхание, я заварила чай, выставила две кружки, достала вазочку с конфетами, хотя была уверена, что никто из нас к ним не притронется.
И только
после того, как все было готово, села напротив дочери и тихо спросила:— Даш, что случилось.
Она замотала головой, отказываясь от контакта.
— Поговори со мной пожалуйста. Ты же знаешь, я волнуюсь, — я взяла ее за руки. Ледяные. — Даша?
Дочь подняла на меня измученный взгляд, в котором блестели слезы и плескалась ничем не прикрытая боль.
Что же с тобой случилась, девочка моя? Кто тебя обидел?
— Мам… — начала было дочь и осеклась, замерев на середине фразы. Вытянула у меня свои ладони и опустив их под стол, зажала между колен. Она всегда так делала, когда сильно нервничала
Я не торопила ее, не давила, просто ждала, когда соберется духом и расскажет о том, что стряслось.
Давай же милая, поговори со мной. Станет легче, я обещаю…
Прошло еще пару наполненных надрывом минут, прежде чем Дарья прикрыла глаза и горько выдохнула:
— Я видела, как Максим целовался с другой девушкой.
Да твою ж мать…
Сдавив переносицу, я шумно выдохнула. Только этого еще и не хватало. Капец.
— Даш…прости, что спрашиваю. Но ты уверена?
Она шмыгнула носом, сморщилась, явно пытаясь не разреветься снова и кивнула:
— Мам, я видела их. Своими собственными глазами. Стояла в двух метрах от них…
Пытаясь подобрать правильные слова, я терла бровь и никак не могла выдавить из себя хоть что-то стоящее.
Это все было как-то странно. Я же видела их вместе. Субботин смотрел на нее так, словно Даша самая большая драгоценность. Когда мужчина так смотрит, для него не существует других женщин. Он весь в той самой. Растворяется, боготворит, готов весь мир положить к ее ногам, и убьет любого, кто посмеет обидеть.
Или я ни черта не понимаю в мужчинах?
Черт. Она только-только начала отходить после того шоу, которое Жданов устроил в нашем гостевом домике, и снова удар в ту же болевую точку.
— Он предал меня, мам. Предал, — надрывно сипела она.
Может, нагнетает? Может не все так страшно и однозначно, но после папашиных выкрутасов дочь реагирует жестче чем надо? Такое ведь тоже могло быть. Ну не верила я, что Максим так просто взял и пошел на сторону. Не верила! Дура? Не знаю. Эти новости все перемешали в голове, и никак не удавалось найти островок разумной стабильности.
— Может, тебе показалось? — осторожно уточнила, — ну, вдруг…
— Как могло показаться? Ее рот, его рот. Вместе. Что они, по-твоему, делали? Искусственное дыхание? Эндоскопию? Кормили друг друга, срыгивая рыбу, как морские чайки?
Прозвучало мерзко, как и вся эта ситуация в целом. И все же не могла я смириться, что-то внутри не давало просто взять и сорваться в ураган обвинений.
— Даш, расскажи мне, пожалуйста, подробнее. Я знаю, что тебе неприятно, но я пытаюсь понять…и пока не очень получается. Максим ведь любит тебя, по-настоящему. Я видела это, чувствовала, ну не мог он вот так…
— А отец мог? Его любовь ты тоже чувствовала?
Кто бы только знал, как сильно в этот момент я желала посадить Лешу на кол. Вот просто от души насадить и провернуть, так чтобы резьба до самого горла нарезалась!