Развод. Он влюбился
Шрифт:
Да ну… ерунда!
А уж предположение Елены о том, что она как-то причастна к тому, что Дашку предали и обидели – вообще бред сивой кобылы.
Этого не могло быть просто потому, что не могло быть! Точка.
И все же, когда увидел, как он шла к машине, со спортивной сумкой, болтающейся на сгибе локтя, в коротенькой дубленке и с распущенными волосами, Алексей испытал не только радость и облегчение, но и неприятное сосущее чувство. Как будто подозревал ее в чем-то…
Алексею не нравились эти мысли, но отделаться от них он не мог.
Смотрел, как его молодая жена шла к машине
Бред какой-то. Просто бред и все.
Ленка со своими фантазиями и обвинения вообще умом тронулась. Наорала, настроение испортила, сомнения какие-то дурацкие в душе поселила.
Ревнует, вот и бесится! Дура!
И тем не менее в груди неприятно давило. Потому что как бы Жданов себя ни убеждал, как бы ни накручивал и ни повторял, что бывшая жена тронулась умом, зловредный внутренний голос упрямо нашептывал, что Лена никогда не была ни истеричкой, ни самодуркой, ни той женщиной, которая будет опускаться до идиотских скандалов.
Это бесило. То, что сам себя опровергал доводило до белого каления, но махнуть рукой на прожитые годы и на свои собственные воспоминания не мог.
Лена была не такая. Она бы не проделала многочасовой путь, чтобы наброситься на человека, швырнув ему в лицо беспочвенные обвинения. Только не она.
Марина тем временем доцокала до машины, распахнула дверцу и забралась на пассажирское, моментально наполняя салон цветочным ароматам.
Вся такая сочная, свежая, с разрумянившимися щеками. Красивая. С последней встречи поменяла прическу – раньше была копна темных локонов, теперь идеально гладкое полотно цвета молочного шоколада с белыми прядями.
Ей шло. Она сразу как-то породистее стала. Стервознее, что ли…
Сердце подозрительно дрогнуло, а в ушах прозвучали жесткие слова бывшей жены: может, ты о ней не все знаешь, милый мой наивный бывший муж?
— Красивая причёска, — сказал он, стараясь, чтобы голос не выдал того напряжения, что ширилось внутри.
— Нравится? — Марина покрутилась из стороны в сторону, демонстрируя себя во всей красе.
— Да… но непривычно.
На самом деле задорные завитки, мягкими волнами обрамляющие лицо, были ему больше по душе, чем глянец идеально выпрямленных волос.
Всего лишь прическа, но такое чувство, что из-за нее и человек стал другим.
Возможно, это начала сказывать постоянная разлука, а может слова Елены пустили свои ядовитые корни. Алексей не понимал, что именно произошло, но чувствовал, как что-то неприятное и чужеродное ворочалось в груди.
— Привыкнешь, — рассмеялась она.
— Привыкну. — с натянутой улыбкой ответил он, заводя машину.
Пока ехали домой Марина щебетала про учебу. О том, как сдавала зачеты, практику, как готовилась к дипломной работе.
Жданов в пол уха слушал, кивал, а сам думал о том, что осталось перетерпеть всего полгода, дождаться, когда жена закончит последний курс и тогда все наладится.
Не будет ни разлук по месяцу, ни уколов необоснованной ревности, ни подозрений. Ни вот этого странного чувства, будто они чужие, которое никак не хотело покидать его.
Он снова разозлился на бывшую жену, за то, что своим визитом загнала его в такое состояние. За то, что никак не мог переключиться и перестать
думать о ее словах. За то, что не смог позвонить Даше, хотя и порывался несколько раз. И не понятно, что мешало ему это сделать: то ли обиды, то ли неожиданное чувство вины.На одном участке дороги движение было перекрыто из-за ремонтных работ, поэтому пришлось объезжать, и так вышло, что объездной путь шел аккурат мимо его бывшего дома.
Взгляд издали выцепил крышу, виднеющуюся над резным забором, и тут же снова заломило за ребрами.
Уже полтора года прошло, а его все не отпускало. Ночами снился родной двор, терраса с шезлонгами и бассейн, в котором неспешно покачивался огромный надувной розовый фламинго. Снился гостевой дом, но никогда! Ни разу! В этих снах ему не удавалось переступить через порог самого дома.
Он пытался. То бежал, но заветные окна вместо того, чтобы приближаться, наоборот стремительно удалялись. То взлетал по крыльцу, но натыкался на невидимую стену. И сколько бы ни бил – преодолеть ее не удавалось. Как будто бывшая жена забрала у него не только сам дом, но и право вспоминать о нем, наведываться даже во снах.
После таких снов он просыпался злой и клокочущий от ярости, и в то же время настолько разочарованный, что было больно дышать.
Проезжая мимо ворот своего дома, в котором прожил большую часть своей жизни, Жданов старательно держал взгляд на дороге. Почему-то сегодня было особенно мучительно понимать, что это место давно принадлежало другим людям, что он там никто, и обратной дороги нет и быть не может.
Зато Марина жадно смотрела в окно, а потом, когда проехали и свернули за угол, недовольно обронила:
— Зря ты отдал дом своей бывшей курице. Сейчас бы так хорошо жили.
— Разве мы плохо живем?
— Хорошо, но… С домом было бы лучше. Я бы передела старомодный ремонт и вообще красотища бы была, как на выставку.
Жданову не хотелось, как на выставку. Жданов скучал по тому дому, который был прежде.
Тем временем Марине позвонили. Она перестала вздыхать об упущенной недвижимости и выудила из сумки телефон. Едва взглянув на телефон, улыбнулась и шепотом сказала:
— Это Светик.
Пришлось Алексею слушать, как его молодая жена щебет по телефону со своей столичной подругой.
Он был не против. Пускай общается, но когда разговор окончился, неожиданно для самого себя спросил:
— Ты с Дашей давно общалась?
Марина посмотрела на него, как дурачка:
— Алекс, ты сейчас прикалываешься? Мы вообще с ней не общаемся. С того самого дня, как она мне половину волос выдрала, — фыркнула, раздраженно закинув телефон обратно в сумку, — с чего вдруг такое вопросы?
— Не знаю. Навеяло, — он нервно дернул плечом, сам не понимая, как мог спросить такую глупость.
— Пусть развеивает, — Марина как всегда отреагировала жестко. Любые разговоры о бывшей семье Жданова неизменно злили ее.
Неприятная тема на этом была закрыта, и Алексей даже попытался сделать вид, что забыл о визите Лены.
Только ни черта не получалось обмануть себя. За вечер, который они сначала провели в дорогом ресторане, а потом дома на шелковых простынях, его мысли нет-нет, да и сворачивали в ненужную сторону.