Разыщи в себе радость

Нелегко было делать такое. Помогло удержаться на плаву и не затеряться в магаданских степях лечение совместно с московским академиком мамочек-старушек кремлевских боссов. Потом пошли высокопоставленные алкаши. Но тут не выдержала Федора Даниловна и решила оторваться от тех лиц, которые ей были попросту омерзительны.

В Алма-Ате, куда переселилась на жительство из своей белорусской деревни, она принялась повышать урожаи на полях. Проценты оказались внушительные. В отдельных случаях — в два раза. И как всегда, бесконечная вереница пациентов, что молили о спасении.

…Здесь я должна прервать описание биографии целительницы, ибо мы встретились с нею, и началась наша общая история, которая и до сих пор продолжается, хотя Федора Даниловна и далеко.

О том, что она есть, я узнала за год до встречи с нею. Она приезжала в дом моей подруги, с сыном которой работала при университете в Алма-Ате.

Как оказалось в дальнейшем, Федора Даниловна, узнав о моем тяжелом заболевании, предложила передать мне свою фотографию, с тем чтобы я ее почаще клала на голову, которая была давным-давно поражена ударом (о чем позднее). Но моя подруга не обратила никакого внимания на слова о фотокарточке.

В то время я прощалась с жизнью в городе Кисловодске, ибо после двух процедур (сероводородные ванны) начался сильнейший из приступов, что мучали меня не один год. После тех злосчастных ванн (тогда я не умела себя слушать, потому и пошла на поводу у медицины) приступы участились.

Однако вернемся в больницу города Кисловодска, в которую меня перевезли из палаты санатория. Лежу я вся недвижимая, ни рукой, ни ногой шелохнуть, естественно, не могу. Спокойно так лежу, ибо такое со мною не раз было. Месяцами и прежде валялась в больницах, ожидая вместе с докторами, когда «отойдет».

Ничего не могу сказать, всегда была окружена вниманием медперсонала, таблеток одних по 21 штуке в день выписывали специалисты (я, как вы понимаете, их выбрасывала, потому как от таких доз и лошадь могла пасть). Сколько рентген-единиц приняла, чтобы мой организм при помощи их ответил на вопрос: что же со мною?

Вот в кисловодской больнице лучший невропатолог края задал мне тот же вопрос, благо только мой язык «фурычил», и довольно бодро.

— Что с вами? Что будем делать? — спросил он меня. — Понимаете, ваша нервная система разложилась на части…

— Доктор, раз уж вы не знаете, то я тем более не в курсе, что со мною, — ответила я, приведя специалиста в сильное раздражение.

— Вы еще шутите! Да понимаете ли вы, как вы серьезно больны! (как этично с его стороны было мне такое докладывать, не правда ли? Но я ему прощаю, он был уверен на 100 процентов, что видит меня в последний раз, а что тут чикаться со смертником).

Желая успокоить его, я снова пошутила:

— Доктор, вам легче было бы, если бы я рыдала? Представляете, входите вы в палату, а Петрова ревет. Больные ей подвывают.

Еще пуще осерчал эскулап-специалист и стал выписывать… Нет, не таблетки, а меня стал выписывать из учреждения, ибо тогда тоже не любили, чтобы в отчетах был лишний летальный исход.

Он сказал моей подруге (она врач-психотерапевт): «Мы вам даем медсестру, покупайте билет на самолет, только вы ее не довезете».

Но Господь распорядился по-другому. Дорогой мой человек, Софья Марковна Любинская, повела меня (с помощью других лиц и водителя такси) к Борису Борисовичу Аппакову, коллеге по профессии, и тот, пусть Бог даст ему долгих лет жизни, поставил меня на ноги, и, таким образом, я сама добралась до нынешнего Санкт-Петербурга.

Тогда я и понятия не имела, что именно он и повлиял своим полем на гематому, которая более полувека давила на мозг. Ничегошеньки не знала я ни о биополях, ни об одаренных свыше людях, которым под силу многое.

В Ленинграде, преодолевая слабость, я отправилась… Нет, не в поликлинику. В юридическую консультацию. Сделала завещание на все, что у меня имелось-накопилось к тому моменту.

Вы подумали: стала ожидать конца? Ни в коем разе! Я всегда была уверена, что нашей жизнью и нашей смертью «заведует» Некто, и в его дела не следует вмешиваться. Так что, други мои, и вам в который раз не советую думать о последнем дне, ибо никто из живущих о том не осведомлен.

Да, да, стала работать, снова пошла в бассейн, играла в настольный теннис, бегала. Одним словом, жила по когда-то услышанному незамысловатому, но запавшему в голову четверостишию. Почему-то именно в те месяцы стала даже напевать его. Вот почитайте, какое оно славное! И примите на вооружение.

Бери от жизни все, что можешь, Бери хоть крохи, все равно… Ведь жизнь на жизнь ты не умножишь, А дважды жить не суждено…

Прошел год, в течение которого меня не раз увозили в больницу, однажды прямо с волейбольной площадки, всю скрюченную судорогой. И все же ни в какой период жизни я столько не смеялась и не плясала! Одним словом, жила по тому четверостишию.

Однако мой остов костенел и костенел, а с ним, параллельно, как говорится, и ткани, то бишь суставы.

Не буду более донимать вас грустными подробностями из моего анамнеза (истории болезни). Тем паче, что приближалась дата вовсе не печальная, а радостная, лучшая в моей жизни.

И вот Федора Даниловна сидит на диванчике в одной частной квартире (она приехала из Алма-Аты ставить опыты с профессором Инюшиным в нашем университете и остановилась у его брата), а я рядом с нею как журналистка, чтобы подготовиться к уникальной записи: о влиянии биополя на судьбу будущего урожая и на судьбу тысяч наших сограждан, которые попали в цепкие лапы зеленого змия.

Да, да, диапазон влияния энергетики замечательной целительницы был уже тогда достаточно велик. Итак, сидим мы, значит, рядком и беседуем ладком. Друзья ушли из комнаты, чтобы не мешать нам общаться. Увлеченная небывалой темой, я не сразу заметила ухудшение состояния. А оно с каждой минутой усугублялось.

Сначала стал сдавать голос, исчезла краска, потом губы перестали слушаться, немели все больше и больше. Но, главное, голова вдруг наполнилась таким гулом, словно открыли все окна на Невский проспект.

Видимо, лицо мое разительно менялось, ибо Федора Даниловна, не окончив фразы, спросила:

— У вас сильно болит голова?

— Да. Очень.

— Вот здесь, в области темени?

— Да…

— У вас травма, давнишняя, с детства, — сказала она утвердительно. И мне оставалось только согласиться:

— Да.

— Был удар чем-то тяжелым?

— Да, — сказала я отчего-то уверенно, хотя и понятия до сей минуты не имела о том.

Федора Даниловна резко встала, подошла ко мне и приказала: сядьте-ка покрепче на стул. А потом поднесла руку к моему темени.