Разыскивается невиновный

Антон не сомневался, что Огурчинский с трудом сдерживается, чтобы не взорваться, не обругать последними словами настырного следователя. Только однажды за целый час почти бесплодного разговора Юрий переключил свою неприязнь с работника милиции на погибшего.

— Не жалко ни капли — помер, и замечательно! — сказал он, оттопыривая тонкую губу. — Чище воздух стал.

— Некрасиво, — сказал Жудягин. — Перестал жить человек, это же... Некрасиво, Огурчинский. Почему, кстати, вы так его не любите? Даже мертвого?

— Причин много, — буркнул под нос Юрий.

— Какие?

Антон подождал немного и сухо заметил:

— Я не из любопытства. Я следователь, я должен знать, как вы относились к погибшему.

— Мотивы преступления? — Юрий попытался было презрительно улыбнуться, да не вышло — покривились губы жалостно, по-детски. — Этого паука... Если бы знать, что безнаказанно, его бы и я, и каждый... с наслаждением...

— У вас с ним бывали столкновения?

— Бывали, — неохотно повторил Юрий, хотел было добавить что-то, но не стал.

Жудягин подождал. Терпение его истощалось.

— Расскажите о последних. Самых серьезных. Как, почему, из-за чего вы ссорились?

Огурчинский угрюмо смотрел в сторону.

— Отвечайте! — повысил голос Антон.

— Из-за Айны, — глухо сказал Юрий. — Он к ней лез.

— У Дурдыевой есть муж. Вы-то у нее на каких правах?

Вот теперь только Юрию удалась презрительная улыбка. Горькая и кривая. И в глазах было то же — презрение и тоска.

— Что, Шамара не заступался за жену? Он что, не любит ее? — пытал следователь.

— А это вы у него спросите! — взорвался Юрий. Лицо его покраснело, слюна брызнула с губы. — Я про себя — пожалуйста: подрался, да, подрался я со Старым... Из-за Айны. Пьяные мы с ним были оба, вот и... Но он мне кровь портил каждый день, он травил меня, сволочь...

Острый кадычок попрыгал-попрыгал и успокоился. Теперь актинометрист смотрел на следователя с такой свирепостью, что Антон решил закруглиться. Еще не раз придется разговоры разговаривать с этим парнем, не стоит очень уж восстанавливать его против себя.

Он дал Юрию подписать протокол и отпустил. Осталось допросить девушку. Антону почему-то казалось, что именно она даст ему разгадку гибели Михальникова.

10

Айну допрашивали вдвоем с Текебаем. За окном посинело, стало прохладней. Мирно, по-домашнему постукивал пущенный Шамарой движок При электрическом свете комната начальника метеостанции не казалась уже мрачной, как раньше. Зато полезла на свет каракумская живность: маленькие фаланги пробегали над дверью, заплясали вокруг лампочки долгоногие насекомые, в широкой щели у плинтуса шевелилось нечто — ящерка ли, крупный ли скорпион, а может, всего-навсего жук-скарабей. Жудягин время от времени косился на щель, но уточнять, что там шевелится, было неудобно перед Текебаем.

Девушка успела уже окончательно прийти в себя. Она была в длинном национальном платье. Ворот скрепляла блестящая брошка — дешевенькая бижутерия, какой полны галантерейные отделы. Смуглое лицо Айны было сосредоточенно и серьезно.

Антон и Текебай договорились вести быстрый перекрестный допрос, потому что ждать связного рассказа от Айны не приходилось — выжать бы «да» и «нет», и то хорошо. Однако девушка удивила их. Сбивчиво, но довольно подробно она рассказала о событиях минувшей ночи — вернее, о том, что она сама могла видеть и слышать.

После того как Володя с Борисом уехали на железнодорожную станцию, Вадим Петрович, Юрий и Сапар пировали недолго. Начальник ушел к себе, Юрий побрел на метеоплощадку, а она с Сапаром стала убирать оставшиеся на столе продукты и мыть посуду. Польза от Сапара была невелика: он опьянел и чуть не падал. Айна отослала его спать. Сама же, закончив уборку, никому ничего не говоря, отправилась на кыр, как ей велел Володя. Там, в одном из боковых гротов, она намеревалась подождать возвращения мужа.

Начинало уже темнеть. Тем не менее, придя на кыр, Айна решила с гротом немного погодить. Сидеть в нем не очень-то уютно, а Вадим Петрович, от которого она должна была спрятаться, наверняка уснул — выпил он много. Присев на краешек одного из глиняных желобов, Айна поначалу чутко прислушивалась, а потом несколько забылась. Очнулась, когда начальник положил ей на плечи ладони. Он был пьян, и ей удалось вырваться из его рук и спрятаться в лабиринтах кыра. Михальников звал ее, искал, но не нашел. Среди ночи она услышала шум — будто с обрыва обрушилась глина. А когда стало светать, она выбралась из грота и разглядела внизу тело. Опустившись, она потащила его волоком на чистый песок, но обнаружила, что начальник метеостанции мертв, страшно перепугалась и убежала в барханы...

Антон и Текебай почти не перебивали Айну. Рассказ ее выглядел вполне правдоподобно — все так, конечно, могло и быть. Внушала подозрение торопливость, с какой говорила девушка. И еще — потаенный страх, никак не уходивший из ее глаз. Он проявлялся и в том, как она по-птичьи чуть втягивала голову в плечи, когда следователь переспрашивал ее, и в том, как вздрагивала она, когда Текебай изредка открывал рот, чтобы уточнить какую-то подробность.

И совсем утратила она мужество, когда, записав ее рассказ, следователь и инспектор угрозыска принялись задавать ей вопросы о взаимоотношениях обитателей метеостанции с начальником и между собой. Айна бормотала нечто несвязное, и Антон мог различить лишь обрывки фраз: «Он старше... Мы не любили... Юра тоже... Сапар...». Наконец Текебай прервал ее лепет вопросом в лоб:

— Шамара ревновал тебя к начальнику?

— Нет!!! — пронзительно выкрикнула Айна, в ужасе округлив миндалевидные глаза.

— Но разве он не приставал к тебе? Зачем же тогда пряталась?

— Я боялась... Володя ничего не знал... Я сама... — Голос ее сел до шепота.

— Он никогда не угрожал Михальникову? — не отставал Текебай.

— Нет, — прошептала девушка и заплакала.

— Хватит пока, — сказал Антон. — Успеется.

Полные плечи Айны содрогались все сильнее: она беззвучно рыдала, зажав ладошками лицо.

— Как бы она нам истерику... — пробормотал Антон. — Черт, даже воды нет...

— А вот!

Текебай подошел к тумбочке и снял крышку с котелка.

— Тьфу ты, змеиное хозяйство!

Он выплеснул на пол остатки ржавой жижицы и прикрикнул на Айну по-туркменски:

— Перестань! Умолкни!

Та сжалась в комочек, словно в ожидании удара. Но всхлипывания стали пореже.

Текебай взял ее под локти, поднял с табурета.

— Подпиши протокол. Не реви, хватит!

Когда девушка ушла, Антон задумчиво погрыз кончик шариковой ручки и сказал с оттенком досады: