Разыскивается невиновный

Антон отложил лист. «Писатель, — думал он с раздражением. — Он, никак, любуется собой, этот мальчишка. Так бывает, наверное, у всех слабых, неуверенных в себе людей. И ты вспомни, Жудягин, ты был похож на него в юности, разве нет? Вспомни университет, когда такой же долговязый, неуверенный в себе очкарик выдумывал самого себя, воображал себя героем в ситуациях вовсе не героических».

Жудягин опять углубился в чтение.

«...Когда я взобрался на кыр, мне показалось, что там гораздо темнее, чем в песках. Я хотел было включить фонарь, вынул его из кармана и в тот же миг услышал неподалеку шаги и задыхающийся голос:

— Айна! Айна, это ты?!

Не узнать этот скрипучий тембр я не мог. Не отзываясь, я ждал. Неуверенные шаги приближались, и вот метрах в двух от меня из сумрака появилась фигура. Я резко нажал на рычаг своего «жучка» и, вильнув лучом, направил свет в лицо Старому. Он остановился и закрыл ладонями глаза, а я все давил и давил, «жучок» рычал и беспощадно слепил Михальникова.

— Прекрати! — крикнул он. — Кто это?

— Айну куда дел, гад? — еще громче крикнул я.

— Так это всего-навсего ты? — сказал Старый, сразу успокоившись. Он опустил руки и, щурясь от света, ухмылялся. — Вот как! Шпионишь! — И он плюнул мне под ноги.

В груди у меня будто еж шевельнулся. Я бросился на Михальникова головой вперед, но он успел уклониться. По инерции я на полусогнутых пробежал несколько шагов и ткнулся носом в землю.

— У-у, дурень! — крикнул Старый. — Успокойся же ты, мальчишка!

Он подошел ко мне. Я схватил его за ноги и дернул на себя. Он упал. Мне никак не удавалось как следует врезать ему «жучком», который я продолжал сжимать в кулаке, пропустив пальцы под металлическую рукоятку — вышло у меня что-то вроде кастета. Я либо промахивался, либо получались безобидные тычки. Старый тоже совал руками как попало и тоже без особого успеха. Мы ругались, сопели, но драка была не драка, а смех. Он вскочил на ноги первый и шарахнулся в сторону. Поднявшись на ноги, я увидел, что Михальников бредет, широко расставив руки, к отвесной стенке, от основания которой уходили вниз и в сторону два глиняных желоба. Еще несколько секунд — и Старый ускользнул бы от меня в одном из лабиринтов кыра. Я бросился за ним, нагнал и толкнул в спину обеими руками.

— Что, получил?! — крикнул я, задыхаясь.

Мой враг лежал у стены. Рот его был широко раскрыт, веки сжаты — наверное, ударился крепко. Я продолжал жать свой «жучок», пытаясь обнаружить в темных дырах желобов хоть какой-то признак пребывания здесь Айны. Я не ожидал, что Старый сразу очнется. Но когда, описав лучом дугу, я повернул его на Михальникова, даже испугался: скрючив пальцы, ощерясь, он поднимался с колен. Тогда без раздумий я изо всех сил ударил его фонариком по лицу, а сам, потеряв равновесие, растянулся на площадке.

При падении я выронил «жучок», и пока лихорадочно искал его, все боялся, что Старый встанет и нападет на меня. Но тот не нападал. Когда же я, наконец, нашел фонарь и осветил лицо начальника, стало ясно, что победа полная: он лежал без сознания, левая часть его головы была в крови.

Жалости к нему я не испытывал. Даже мелькнувшая мысль, что он мертв, не испугала меня. Мертв так мертв, черт с ним, важно найти Айну. Я направил луч в дыру лабиринта, потом в другую и побрел к обрыву... Страшно было подумать, что Айна лежит там, внизу, разбившаяся насмерть, но ноги сами несли меня. Я лег на край обрыва и стал светить, изо всех сил нажимая на рычаг «жучка», однако мощность его была слишком мала, чтобы при свете его можно было бы увидеть внизу хоть что-то. Я поднялся на ноги, стал звать Айну, умолял выйти, но кругом была звенящая тишина. В отчаянии я чуть не заплакал...

А потом Старый снова напал на меня. Я не услышал, как он подошел сзади, и очнулся, когда его пальцы сдавили мне шею. Я ударил его пяткой под колено, выкрутился из его рук и с силой оттолкнул. К несчастью, мы находились слишком близко к краю обрыва, и Михальников, попятившись, сорвался с кручи... Его затихающий вопль до сих пор у меня в ушах. Я опустился на четвереньки, подполз к самой кромке площадки, но луч фонарика так и не смог пробить тьму ущелья. Поняв, что Старый наверняка погиб, я не стал больше искать Айну и побрел на метеостанцию. Там я забылся мертвым сном — видимо, сказались ночные переживания.

Вот все, что я хотел рассказать следствию. Прошу принять во внимание: эти показания я дал ее Прошу считать их явкой с повинной.

Ю. Огурчинский».

20

Антон с досадой сорвал с носа очки. Фенимор Купер... «Забылся мертвым сном», «был в отчаянии», «звенящая тишина»... Неужели для этого великовозрастного недотепы официальные показания — всего лишь литературные игрушки? А если все это — не упражнения блудливого пера, а чистая правда, только расцвеченная в приступе истеричного хвастовства?

Даже при беглом чтении у Антона возникли многочисленные вопросы. Куда дел Юрий злополучный «жучок»? При обыске его не нашли. Как он держал в кулаке фонарик, когда бил им Михальникова? Чтобы глубоко рассечь голову, надо было продеть пальцы под рукоятку — тогда получалось нечто вроде кастета. Но тогда фонарь не светил бы — рукоятку надо нажимать. На одежде Огурчинского не было обнаружено ни пятнышка крови. Драться — и не запачкаться, странно... И еще: сбросить — тем более нечаянно — человека с обрыва и не поинтересоваться, что с ним сталось, уйти спать... Не слишком ли жестоко для столь чувствительного парня? Был пьян? Однако не настолько, чтобы не соображать и совсем не оценивать свои поступки. Судя по показаниям, сознание его не покидало, все понимал, все помнит...

— Кушать идите! Обед! — Раздался за окном сердитый голос Сапара, единственного бабалийца, о котором Жудягин мог бы сказать наверняка, что он не причастен к трагедии на кыре. Хотя кто знает? Иногда сама невинность и преподносит сюрпризы.

Антон вдруг ощутил, как засосало под ложечкой. Надо, чтоб непременно обедали все вместе — не лишним будет понаблюдать за их взаимоотношениями. Изменилось ли что?

Сложив бумаги в папку, Жудягин достал из портфеля свежую сорочку с короткими рукавами, критически осмотрел ее: мятая до чертиков. Но не гладить же...

В сарайчике, где у метеорологов была баня, слышались голоса и плеск воды. Он направился к бане, и тотчас из сарайчика вышел с полотенцем в руках участковый Кульджанов. Ворот его гимнастерки был расстегнут. Из открытой двери высунулась мокрая голова Шамары:

— Полотенце оставь! — крикнул он и резко отшатнулся назад, увидев приближающегося Жудягина. — Мыться будете, товарищ следователь? — стараясь показать, что он спокоен и даже доволен, спросил Володя, но голос выдал: потускнел, осип. — Только, извините, гнильцой у нас водичка попахивает...

Да, Шамаре очень хотелось выглядеть бодрячком, но от Антона не скрылось, как нервничает радист.

— Полейте мне, Шамара, — сказал Жудягин. Он поставил портфель на песок, положил на него рубашку и очки. — Давайте здесь, на солнышке. А вечерком можно и в душе... Кульджанов, — сказал он Кадыру вполголоса, пока Володя набирал из бочки воду в черпак, — проследите, чтоб за столом были все. Идите...

Наверняка Шамара услышал его слова: до сарайчика не было и двух метров. Когда он появился с водой, глаза его бегали.