Разыскивается невиновный

— Там есть кто? Выходи!

Подождал с минуту и снова крикнул:

— Эй, йигит, выходи!

Ответа не было. «А почему он непременно за этим барханом?» — сказал себе Чарыев, однако чутье и опыт подсказывали ему, что если человек хотел спрятаться от солнца и от людей, то он должен быть именно здесь, у подножия высокого холма, где можно найти хоть кусочек тени, если сделать подкоп под гребень. Зачем ему идти дальше, в пески, тем более что другого, большего бугра в окрестностях не было видно?

Держа руку с пистолетом за спиной, инспектор двинулся в обход бархана. Он не успел сделать и двадцати шагов, как увидел торчащий из песка круглый край старого колодца. В том, что он давно высох, Текебай убедился с первого взгляда — хотя бы по тому, что ветер намел желтую мантию до самого сруба. В метре от него торчала лопата, а чуть в стороне — две сухие палки. Выцветший мужской халат, распятый на них, бросал на песок куцую тень, которая едва покрывала голову и плечи лежавшего ничком человека. Белая лохматая папаха была подсунута под подбородок. Чарыев сунул пистолет за пазуху, однако кобуру застегивать не стал.

— Живой ты или нет, йигит? — окликнул он лежащего и только теперь обратил внимание на грязно-серый мешок, которым было покрыто его тело. Подойдя, инспектор понял, что это — пустой бурдюк, по нынешним временам — редкость, ибо даже чабаны предпочитают хранить и возить с собой воду в канистрах.

— Тебе плохо? Или спишь? — спросил Текебай и легонько потряс лежащего за плечо.

В ответ человек тихо застонал.

«Тепловой удар, — подумал Чарыев. — Почему же бурдюк-то пустой?». Он приподнял край бурдюка, чтобы снять его, и сразу увидел, что баранья кожа была пропорота. «Вот отчего сыро в коляске, — догадался инспектор. — Вся вода вылилась, а колодец сухой...».

— Ну-ка посмотрим, что с тобой, — проговорил он деловито и перевернул неподатливое тело на спину.

Человек захрипел и открыл глаза. Давно не бритое, еще молодое лицо, в уголках запавших губ засохли капельки пены, невидящий мутный взгляд... Как выглядит «брат», инспектор знал лишь со слов Огурчинского и все же сразу определил: тот самый.

— Встать можешь?

Парень судорожно глотнул воздух и опять застонал.

— Воды тебе надо. Ладно, не помирай пока. — И Текебай, выпрямившись, потрусил по сыпучей зыби к дороге.

...«Брат» пил жадно, кружку за кружкой, крупными, звучными глотками. Чтоб скорей привести его в чувство, инспектор не пожалел воды — плеснул из канистры на голову и лицо.

— Опомнился? Давай теперь разговаривать, — доброжелательно проговорил Текебай и завинтил пробку. — Садись, удобней будет.

Парень начинал осмысливать ситуацию, но как будто не был ни испуган, ни удивлен.

«Я же без погон, — вспомнил Чарыев. — Откуда ему знать, кто я?».

И, чтобы сразу поставить все на свои места, сказал:

— Я инспектор уголовного розыска Чарыев, догоняю тебя с утра. Документы есть?

Незнакомец угрюмо молчал. Текебай решил не церемониться: не говоря больше ни слова, охлопал карманы брюк и ловко извлек потертый клеенчатый бумажник. Заглянул в него, выдернул паспорт.

— Дурдыев, — прочитая он вслух. — Агамурад... Посмотрим-ка прописку. Так, так, из Кара-Тепе... Отлично!

Он быстро просмотрел содержимое бумажника, положил в него паспорт. Сунул бумажник в задний карман и повернулся к Дурдыеву.

— Что же тебя, родной, занесло в наши края? — спросил он без улыбки. — От кого ты убегал? И куда?

Агамурад молчал, оцепенело глядя в лицо инспектору.

— Что, малость одурел на солнышке? А ну отвечай!

— В Рабат-Даг... на свадьбу... — хрипло пробормотал парень.

— А в Керв ты зачем собирался? На самолете?

— Я... не... — Агамурад умолк. В зрачках его метнулся страх.

— Билета в бумажнике нет, куда его дел?

Дурдыев молчал, не отрывая взгляда от лица инспектора. Тот почесал кончик носа, подумал.

— Жарковато тут с тобой беседовать. Вставай, поедем в Арвазу. А по дороге подумай хорошенько, надо ли тебе запираться.

...Через несколько минут затарахтели моторы, и два мотоцикла с колясками взяли направление на северо-восток, на Арвазу. Рассеянно поглядывая на понурую спину Агамурада Дурдыева, подпрыгивающую на ухабах метрах в трех-четырех впереди, Текебай о чем-то сосредоточенно думал. И конечно же, не о том, что брат Айны Дурдыевой сможет удрать от него: уж кто-кто, а инспектор Чарыев знал себе цену. Однако лопату, которую Огурчинский и Князев в свое время приняли за обрез, все-таки переложил в свою коляску. На всякий случай.

Часть третья

ЧУЖАЯ БЕДА

1

— Слышите? — насторожился Огурчинский. — Самолет!

Антон напряг слух. В самом деле, словно большая муха гудела за окном.

— Пойдемте. — Он сунул бумаги и красную тетрадь в папку. — Еще успеем договорить.

— Вроде бы уже не о чем, — буркнул Юрий.

Они вышли во двор.

Самолет подлетал не с той стороны, откуда бы следовало. Антон ждал вертолет из Шартауза и очень надеялся, что на борту его будет Шамара, «отловленный» в песках милицией.

«Ан-2», сбрасывая высоту, сделал круг над такыром. Антон, Кадыр, Сапар и Юрий, задрав головы, сопровождали его взглядом. Айна не вышла: после нервного припадка, последовавшего за очной ставкой, она скрылась у себя в домике, сказав, что хочет уснуть. Говорить с ней все равно было бесполезно. А вот с Огурчинским... Дерганый очкарик преподнес следователю новый сюрприз: стоило девушке уйти из радиорубки, он попросил запротоколировать его отказ от прежних показаний.

— На Йылан-кыре я ночью был, но никого не видел, — заявил он. — Ни с кем я не дрался, никого с обрыва не сбрасывал. И к обрыву даже не подходил. Ничего об обстоятельствах смерти Михальникова не знаю.

— Зачем же голову мне морочил? — Антон испытывал странное облегчение.

— Жалко было Айну. Вот и напридумывал. Это во-первых. А во-вторых... — Он помялся и с неохотой закончил: — Во-вторых, хотел доказать сам себе, что... В общем, убедиться, что ради человека, который... ну, дорог тебе, могу пожертвовать собой.