Разыскивается невиновный

Где-то за юртой препирались. Юрий выговаривал Андрею Алексееву: «Я же говорил, что мало будет. Саксаул как порох...» — «А почему же шашлыки на нем жарят?» — «А потому, что угли у него долго не остывают, а сам он горит быстро...».

Послышался сухой треск: хранители огня продолжали ломать саксаул.

— Где Володя и Айна? — озабоченно спросил Текебай.

— У себя, видно, в домике, — лениво отозвался Антон.

— А как же... — Чарыев оборвал себя, подумав, что сейчас, пожалуй, не имеет никакого значения, о чем говорит или договаривается Шамара с супругой.

— Позову-ка я нашу королеву, — сказал Антон, поднимаясь. — Обидно, если не полюбуется на такую красотищу.

Костер с треском выплюнул сноп красных искр.

— Салют победы! — воскликнул Текебай и засмеялся.

Через открытое окно Жудягин увидел, что Римма Николаевна сидит за столом, уткнувшись в бумаги. Изящно вычерченные дуги бровей сошлись над тонким переносьем, нижняя губа была по обыкновению закушена. На станции уже приметили эту привычку следователя прокуратуры.

Антон хотел было подойти к окну, но передумал. Поднялся на крыльцо, постучал и, услышав разрешение, вошел в комнату.

— Проходите, Антон Петрович! — Римма Николаевна подбородком указала на табурет. — Садитесь. Если хотите, мы вместе...

— Простите, Римма Николаевна, что перебиваю вас, — приглушив голос, но с предельной для себя твердостью сказал Жудягин. — Я вас очень прошу посидеть у костра. Недолго, хотя бы с полчасика. Сейчас, — он с нажимом произнес это слово, — сейчас это очень нужно...

— Кому? — Она удивленно взмахнула ресницами.

— Нужно... Для дела... Вам, мне, Чарыеву... И другим... Поверьте мне — нужно.

— Странно несколько, но... Что ж, я могу и у костра... Вы, может быть, намекнете мне или — нельзя?

— Я лучше еще раз попрошу вас — теперь уже о другом. Пожалуйста, что бы вы ни услышали от меня у костра, не подавайте вида, что удивлены. Ни словом, ни жестом.

— Тысяча и одна ночь... — пробормотала Ларина. — Вы с причудами, Антон Петрович. Вы романтик, да?

Но очевидно было, что серьезность, с какой говорил Антон, произвела на нее впечатление. Она быстро сложила бумаги в чемоданчик, поправила узел волос на затылке.

— Идемте.

Когда они подошли к костру, на земле было расстелено еще одно суконное одеяло. Но Сапара поблизости не было — вероятно, опять вернулся в юрту, к Кадыру. Они и сейчас все еще гоняли чаи.

— Антон Петрович самый галантерейный из нас, — прозвенел веселый голос Бориса Князева. — И прав он тысячу раз: такой красотищей пренебрегать нельзя. Чудо!

— И верно, красота, — вздохнула Ларина, опускаясь на колени. — Ой, какой жар!

Она отшатнулась, закрывая лицо, и отодвинулась от огня еще на полметра.

— Надо бы платочком голову покрыть, — сочувственно пробасил Бельченко. — Не дай бог — искра в ваши волосы...

— Это — как пожар Эрмитажа, — подхватил Князев. — Невосполнимые ценности... Такие волосы только на картинах и увидишь...

— Благодарю, — сухо обронила Ларина.

Жудягин прислушался: голоса Юрия и Андрея звучали приглушенно. Наверное, они отправились к дровяному складу — вернее, к куче саксаульных стволов, сваленных сразу за метеостанцией.

— Многое в этой жизни непонятно, — задумчиво проговорил Князев и легонько вздохнул. — В жару люди пьют раскаленный чай... Целый день пеклись на солнцепеке, а стоило светилу зайти, так сразу стали поджариваться у костра...

Никто не поддержал Бориса, однако молчание его не смутило.

— А вам, товарищи следователи, разгадыватели тайн, знатоки человеческих душ... Неужели вам в жизни и в людях все понятно и ясно? Не поверю, хоть убейте, не поверю.

И он добродушно рассмеялся.

Жудягин солидно гмыкнул и опустился на одеяло рядом с Князевым.

— Нет, Князев, — сказал он серьезно. — Далеко не все нам ясно. Кое-что очень хотелось бы прояснить, признаюсь честно. И знаете, что именно? Есть одно такое «почему». Или «зачем» — как угодно. Оно меня мучит. Может, вы-то и ответите на него?

— Я-а? — несколько растерянно протянул Борис. — Давайте попробую.

— За что вы убили Михальникова, Князев? — тихо, но очень отчетливо проговорил Антон.

Он заметил, как вздрогнула всем телом Римма Николаевна. Но главное — она смолчала. Не дожидаясь ответа от ошеломленного, потерявшего дар речи Бориса, Жудягин громче и еще жестче заговорил:

— Только не устраивайте нам цирк, Князев! Не поможет! Завтра утром в Арвазе вас опознает брат Айны, ваш сообщник. Вас опознают летчики и пассажиры рейса Арваза — Керв, продавцы обувного магазина в Керве. А ваши шикарные штиблеты, которыми вы наследили в ту ночь на кыре, найдут согласно нашей радиограмме где-нибудь в мусорной куче в том же Керве, Князев! Я знаю, что вы не успели сменить одежду, — значит, брызги крови Михальникова на ней остались, экспертиза найдет их легко. Вы попались, Князев, осознайте это и поторопитесь с чистосердечным признанием, суд учтет его, знайте!.. Но сначала ответьте на мой вопрос: за что вы все-таки убили друга вашего отца?

— Берете на пушку... — Князев осекся, закашлялся. — Я не убивал его... — Голос его от волнения сел.

— Вы были на кыре в ту ночь! Ваше алиби — липа, об этом нечего и говорить. Зачем, если не расправиться с человеком, вы пробрались на кыр? Отвечайте!

— Я хотел... Я не успел сказать ему... То, о чем просил отец, понимаете...

Борис шумно проглотил воздух и умолк.

— Вот что, Князев, — как-то совсем уж буднично сказала Ларина, — наверное, лучше будет, если мы поговорим у меня... — она усмехнулась, — в кабинете.

Она легко поднялась с одеяла.

— Пойдемте, Текебай Чарыевич, Антон Петрович... Вместе и допросим...

Бельченко, который не проронил от изумления ни слова, расширившимися глазами смотрел, как неспешно удалялись к домику четверо.

— Что случилось? — спросил у него, подходя к костру, Алексеев.

— Сознался, гад! — шумно выдохнул лейтенант. — Князев этот... Ай да Антон Петрович!

Он умолк, заметив, что за спиной Андрея маячит тощая фигура Юрия.

«Вроде бы паренек не слышал, — с облегчением подумал Бельченко. — А то ведь нехорошо...»

10

— Нет смысла запираться, Князев. Завтра мы припрем вас фактами к стене. Откровенность — единственное, что вам может помочь.

Тихо стучал мотор, яркий свет заливал комнату. Допрос вел Жудягин — об этом его попросила Ларина. Сама она сидела на застеленной суконным одеялом кровати, нога на ногу, пристроив на колене открытый блокнот. Пока что ни одной записи она не сделала. Текебай со скучающим видом примостился на подоконнике.