Разжигая пламя на снегу

Надеваю махровый длинный халат, закутываюсь в плед и выхожу на балкон. Он у меня небольшой, но уютный диванчик с подушками и завитая виноградной лозой, незастекленная панорама с видом на соседские крыши, компенсирует недостатки площади.

Усаживаюсь, поджав под себя ноги, и любуюсь огоньками светящихся окон на фоне неба и темных крыш. В комнате я оставила включенным только торшер, тусклый свет проникает через стекло на балкон и слегка освещает половину пространства. Где-то в листве стрекочет кузнечик, из соседнего двора слышен лай собаки.

На улице с парадной стороны дома остановилась машина, звук хлопнувшей двери заставляет прислушаться. К нам, что ли? Да нет, наверное, кто-то остановился по своей надобности. Становится совсем тихо, даже кузнечик прерывает свою трель. А минут через десять дверь моей спальни открывается, и кто-то входит. Напрягаю слух, дядя? Но на балконе передо мной появляется Градов.

Вскакиваю с дивана, не веря своим глазам. У меня что, помутнение рассудка? Он в нашем доме? В такое время, да и как вообще?

Сердце, словно сумасшедшее, забивается в бешенном ритме, пульсация в висках такая, что кажется разнесет черепную коробку вхлам.

Сморю, как на привидение. Живой или глюк?

— Привет, — говорит осторожно.

— Привет, — дается с трудом, голос дрожит.

— Мне многое нужно тебе рассказать.

— Как ты сюда попал?

— Твой дядя открыл мне дверь.

— Ты пришел забрать долг? — не знаю почему задаю именно этот вопрос, но других вариантов его позднего визита у меня сейчас нет.

— Лиза, — он делает ко мне шаг и оказывается рядом — не говори ерунду, я пришел к тебе.

Машинально отстраняюсь, что вообще происходит? Сначала больше месяца полного игнора, теперь пришел говорить в такое время, прямо ко мне в спальню.

Он видит, что я в замешательстве, молчит, дает прийти в себя. Просто рассматривает, каким-то странным взглядом: губы, грудь, живот. Он знает? Или я себе надумала? Адреналин бьет фонтаном и заполняет каждую клетку.

— Почему так поздно?

Сама не знаю, спрашиваю про время или о том, насколько он пропал.

— Давай зайдем в комнату, — разжимает он мою руку, которой я удерживаю скрещенные края пледа у себя на груди.

Его теплая ладонь касается моей, и я понимаю, что моя холодная и максимально напряженная кисть, сжимает края, а остальная часть пледа упала с плеч и болтается где-то внизу. Он слегка обнимает за плечи и ведет меня в спальню, иду, как заторможенная, в голове лишь одна мысль: сказать или сначала выслушать. Возможно, после того, что скажет он, говорить о беременности не захочется вовсе. К ни го ед . нет

Макс закрывает балконную дверь, включает свет, усаживает меня на кровать, а сам садится на пуф напротив.

— Я знаю, что ты сейчас будешь возмущаться, но очень тебя прошу, выслушай меня до конца.

— Хорошо, — сердце еще немного подрагивает.

Макс выглядит измотанным, но спокойным и сосредоточенным. Я немного успокаиваюсь, непроизвольно сильнее кутаюсь в халат и показываю всем своим видом, что я его внимательно слушаю.

— Я не отказывался от тебя. Мне нужно было время решить свои проблемы. Это было опасно, я не хотел, чтобы ты пострадала. И Башир, и Гриша, и даже Артур всех своих отправили подальше на это время. Я не знал, останусь ли в живых, и отправить тебя никуда не мог. Ты бы не согласилась. А еще не хотел, чтобы переживала… Я попросил твоего дядю забрать тебя к себе и нанял человека присматривать за тобой… Сегодня все закончилось, мы, наконец, можем вернуться к привычной жизни.

Услышанное на фоне накопившегося напряжения последних дней, вырывает с корнем остатки самообладания и прорывается фонтаном негодования и нервной дрожи. Мерзкое ощущение, что меня изолировали, словно инфантильную дурочку от важной информации, решили за меня, заставили снова играть по чужим правилам отзывается такой неприязнью к нему, что я вскакиваю и даю ему пощечину. И только потом понимаю, что я сделала.

Макс тоже вскакивает на ноги, глаза гневно сверкают, он сжимает челюсти, смотрит в упор несколько секунд, за которые к моему лицу успевает прилить жар.

— Полегчало? — еле сдерживается он.

— Нет!

— Больше никогда так не делай, иначе схлопочешь себе проблемы — он изо всех сил пытается говорить спокойно, но я вижу, как его это задело. Помню, что он не признает таких замашек от женщины, но уже сделано, не вернешь.

— Ты просто… Как можно так распоряжаться чувствами человека, Макс? Ты хоть понимаешь, чего мне это стоило? Что я пережила, сколько всего передумала? А можно было просто позвонить и все объяснить. Я же не сумасшедшая лезть в петлю, я бы все поняла.

— Так ты просто злилась, и не понимала, а зная правду, каждую минуту переживала бы за меня. Одно дело не знать, что со мной, а другое осознавать, что каждый день я потенциальная мишень. И представлять меня вновь и вновь простреленным, в луже крови, как тогда в клубе или вообще мертвым. Так ты хотела жить все это время, Лиза? — он смотрит в упор, пытаясь понять воспринимаю ли, что он хочет донести — И я не знал на сколько это затянется. Спроси у Риты, как она жила в Ницце после того, как взорвали мою машину. Ловцову пришлось заблокировать все ее номера, чтобы она не звонила ему каждые полчаса. Пришлось отправить туда человека, который не дал ей прилететь сюда, физически не дал, понимаешь?

Стараюсь дышать глубже, все чувства смешались в кучу, злость, обида, возмущение, в то же время, понимаю, что его слова имеют смысл, но принять это не могу. А дядя? Он как пошел на этот сговор?

— То есть ты занимался своими делами, и, чтобы я не путалась под ногами, пошел с моим родственником на закулисную сделку, а дядя Сева видел, как я страдаю и спокойно продолжал делать вид, что он ничего не знает, — выдаю горько.

— Мы это сделали для твоей защиты. И это я попросил Разумовского, это решение только мое. Не нужно его винить.

— Надо же! И когда это вы так поладили?

— Мы оба тебя любим, каждый по-своему. Бывают ситуации, когда ради чего-то или кого-то приходится засунуть свое «я» и поступать прагматично.

— В любом случае это должен был быть мой выбор, а вы решили все за меня.

— Лиза, этот мир принадлежит мужчинам. Нравится это тебе или нет. Просто потому, что мужчина сильнее, потому что на нем лежит ответственность за его жизнь, за его женщину, за безопасность, достаток и… за его детей.

Он снова мажет взглядом по моему животу, и меня это напрягает. Никто же не знает, кроме дяди и Альбины. Не может он знать.