Реальная угроза
Шрифт:
Он не привык к барам. Баптист, строго соблюдавший требования своей религии, он никогда не употреблял напитков, содержащих алкоголь, и лишь однажды, будучи ещё юношей, на спор попробовал пиво — попробовал и с тех пор испытывал чувство вины и раскаяния. Это было одной из двух странностей в остальном честного и скромного человека. Другой являлось его отношение к правосудию. Он верил в правосудие так же неистово, как верил в Бога, и эта вера каким-то образом сохранилась после тридцати лет работы в федеральных судах.
Правосудие, считал он, ниспослано Богом, а вовсе не дело рук человеческих.
Разве все западные законы не основываются в той или иной мере на Священном писании? Он преклонялся перед конституцией своей
На протяжении многих лет жизни он привык к этой мысли. Сколько она ни разочаровывала его, он не сомневался, что Господь является Верховным Судией и его Правосудие обязательно восторжествует. Но иногда возникали случаи, когда Правосудие Господне нуждалось в помощи, и всем было известно, что Бог выбирал орудия этой помощи через Веру. Таким образом, этим жарким душным вечером, нависшим над Алабамой, Господь выбрал своё орудие потому, что Вера делопроизводителя в Его Справедливость была беспредельна.
Секретарь суда находился в баре, куда часто заходили полицейские, потому что бар был расположен по соседству с полицейским управлением. Он пил содовую, чтобы не выделяться среди других посетителей. В полиции знали, разумеется, кто он. Секретарь неизменно присутствовал на всех похоронах полицейских. Он возглавлял гражданский комитет, оказывавший помощь семьям полицейских и пожарных, погибших при исполнении служебных обязанностей, никогда не спрашивая вознаграждения. Он ни разу не просил избавить его от штрафа за нарушение правил движения — вообще-то, за всю жизнь его ни разу не штрафовали.
— Привет, Билл, — поздоровался секретарь с полицейским из отдела по расследованию убийств.
— Привет. Ну как жизнь в федеральном суде? — спросил лейтенант, руководитель группы детективов. По его мнению, секретарь суда был несколько странным, хотя и не таким странным, как большинство других. Лейтенанта вполне устраивало, что судебный секретарь заботился о семьях полицейских. Этого было достаточно.
— Я услышал кое-что и решил, что вас это заинтересует.
— Вот как? — Лейтенант поднял голову от кружки пива. Он тоже был баптистом, хотя и не столь ревностным. Мало кто из полицейских серьёзно относился к своей религии, даже в Алабаме, и лейтенант, подобно многим, чувствовал себя виноватым.
— Пиратам дадут возможность чистосердечно признаться в совершенном ими преступлении, и приговор будет совсем другим, — сообщил ему секретарь.
— Что? — Лейтенант не занимался расследованием этого дела, но заявление секретаря означало, что все идёт наперекосяк. Кроме того, пираты содержались в той же тюрьме, где гостями были его подследственные.
Секретарь объяснил, что ему было известно, хотя известно было немного.
Что-то не так с вещественными доказательствами. Какие-то формальности не выполнены вовремя. Судья не стал подробно объяснять. Давидофф очень рассержен, но сделать ничего не может. Они пришли к выводу, что прокурору удивительно не повезло. Давидофф относится к числу хороших, честных людей. И тогда секретарь солгал детективу. Он не любил лгать, но иногда Правосудие требовало этого.
Годы, проведённые им в федеральных судах, не прошли даром. Это являлось всего лишь практическим применением того, что говорил священник:
«Господь вершит свои дела непонятными нам путями и творит при этом чудеса».
Самое забавное, однако, заключалось в том, что сказанное секретарём не было ложью.
— Преступники, убившие сержанта Брейдена, оказались связанными с пиратами.
ФБР считает, что пираты могли отдать приказ об убийстве его и его жены.
— Насколько
вы уверены в этом? — спросил детектив.— Полностью. — Секретарь суда осушил свой бокал и поставил его на стол.
— Хорошо, — ответил лейтенант. — Спасибо. Мы ничего от вас не слышали. Мы благодарны вам за то, что ваш комитет делает для детей Брейдена.
Эти слова смутили секретаря. То, что делал он для семей пожарных и полицейских, не требовало благодарности. Это был его Долг, простой и очевидный.
Вознаграждение поступит от Него — того, кто поручил ему исполнять этот Долг.
Секретарь суда покинул бар, а лейтенант детективов подошёл к столику в углу, где сидели несколько других полицейских. Скоро было достигнуто соглашение, что пираты не получат возможности — не смогут её получить — сделать признание и смягчить тем самым предписанное законом наказание. Независимо от того; является ли их дело подсудным федеральным органам или нет, они виноваты в изнасиловании и убийстве и, по-видимому, замешаны ещё в одном двойном убийстве, к которому полиция Мобиля проявляет непосредственный интерес. По улицам города уже распространился слух, что торговцев наркотиками полиция не будет арестовывать — продолжая заниматься продажей наркотиков, они рискуют жизнью. А теперь будет послано новое предупреждение. Полицейские обладали преимуществом перед федеральными чиновниками, занимавшими более высокое положение: они говорили на языке, понятном преступникам.
— Но кто, — задал вопрос один детектив, — передаст это предупреждение торговцам наркотиками?
— Почему бы не воспользоваться братьями Паттерсон? — предложил лейтенант.
— В самом деле. — Капитан задумался, а потом согласился:
— О'кей. — В общем, это решение было достигнуто с гораздо большей лёгкостью, чем судьбоносные решения правительства. К тому же осуществить его было куда проще.
Два крестьянина прибыли в Медельин перед самым закатом. К этому времени раздражение Кортеса перешло в бессилие. Теперь следовало избавиться от восьми трупов — что само по себе в Медельине не составляло проблемы, — не продвинувшись ни на шаг в решении его задачи. Сейчас он ничуть не сомневался в этом. Точно так же, как был уверен в противоположном шесть часов назад. Итак, откуда просочилась информация? Трое женщин и пятеро мужчин только что убедительно доказали, что не имеют к этому никакого отношения. Двух последних пришлось просто застрелить, потому что они находились в состоянии кататонического оцепенения, вызванного зрелищем смерти первых шести при гораздо более мучительных обстоятельствах. Обстановка в комнате напоминала скотобойню, и Кортесу казалось, что он весь залит кровью. Сколько потрачено сил — и все напрасно. Он был настолько раздражён, что не испытывал стыда.
Кортес встретился с крестьянами в другой комнате на другом этаже, предварительно вымыв руки и сменив одежду. Пришельцы выглядели испуганными, однако боялись они не Кортеса, что его крайне удивило. Через несколько минут он понял, в чём дело. Крестьяне путано и поспешно рассказали о происшедшем, однако Кортес не прерывал их, запоминая подробности. Порой детали противоречили друг другу, но в этом не было ничего необычного, потому что крестьян было двое.
Затем он начал задавать вопросы сам.
— Автоматы у них были не АК-47, — категорически заявил один из крестьян. — Я знаю звук их выстрелов. Это были другие автоматы. — Второй крестьянин пожал плечами. Он не разбирался в оружии.
— Вы кого нибудь видели?
— Нет, сеньор. Мы слышали шум и крики и убежали.
Весьма разумно с вашей стороны, заметил про себя Кортес.
— Говорите, слышали крики? На каком языке?
— То есть как это на каком? На нашем, конечно. Мы слышали, что они бежали за нами, но мы убежали. Они не смогли поймать нас. Мы же знаем горы, — объяснил тот, что разбирался в оружии.