Реквием

— Почему? — шепчу я. — Почему мое имя на самом верху твоего списка?

— Соррелл. Если ты просто позволишь мне объяснить…

Я бросаюсь к двери, не в силах больше выносить это ни секунды. Неразбериха. Паника. Невыносимая агония, разрывающая меня на части. Это похоже на саму смерть, ревущую по моим венам, прокладывающую путь к центру моей груди, где она обернется вокруг моего сердца, как колючая проволока, и убьет меня, черт возьми.

Я должна уйти.

В коридор.

Бегу к лестнице.

Спотыкаясь, падаю.

Боль пронзает мои колени.

Еще один коридор.

Еще один лестничный пролет.

— СОРРЕЛЛ, ПОДОЖДИ!

Я бегу.

Бегу так быстро, что даже не чувствую, как ломаюсь.

17

СОРРЕЛЛ

Я промокла до нитки.

Ноги болят. Бедра горят. Легкие разрываются. Я вся в грязи.

Мчусь вниз по склону холма, едва удерживаясь на ногах. Какой-то ужасный страх ревет в глубине моего сознания, предупреждая, что, если перестану бежать, меня постигнет поистине ужасная судьба, и я не могу заставить себя вырваться из объятий этого страха. Чувствую себя так, словно нахожусь в ловушке внутри песочных часов, погружаясь в песок, который слишком быстро сыпется с одного конца на другую, и я цепляюсь за края стекла, пытаясь не исчезнуть, не дать узкой щели поглотить меня, заставить исчезнуть.

Мой череп раскалывается на части.

Я продираюсь сквозь деревья, слепо мчась вперед, не думая о том, куда направляюсь. Темно, холодно, я не вижу, куда, черт возьми, иду, но я не прекращаю бежать. В конце концов, я отправилась в путь. И продолжаю бежать.

Я напугана больше, чем когда-либо в своей жизни, и не знаю почему.

Просто продолжаю бежать.

Ночь тянется передо мной бесконечно. Я подворачиваю лодыжки, падаю и снова встаю. Мои руки скользкие от крови, ладони разодраны.

Спустя вечность позади меня в темноте вспыхивают огни, отбрасывая на землю два желто-белых столба, освещая асфальт. Я останавливаюсь как вкопанная, усталость пронизывает меня до костей, и наклоняюсь, упираясь руками в промокшие джинсы, кашляя и глотая отвратительно холодный воздух, пытаясь отдышаться.

Позади меня хлопает дверца машины.

Подождите.

Дверь машины?

Внезапно меня осеняет: я на дороге. Гребаная дорога. Не на разрушенной дороге, на которую мы с Гейнор притащились пару месяцев назад. Эта дорога целая, в целости и сохранности, по ней вполне можно ехать.

— Соррелл, ты сломаешь себе шею, мчась сюда вот так. Пожалуйста, садись в машину и поговори со мной?

Убийственное спокойствие Тео делает со мной что-то, чего я не могу объяснить. Страх и паника исчезают, оставляя меня наедине с моим изнеможением, и внезапно все, что я могу сделать, это остаться стоять на своих ногах. Когда чувствую его руку на своем плече, то поворачиваюсь и прижимаюсь к нему, издавая сдавленный всхлип, утыкаясь лицом в его грудь. Теперь парень снова надел футболку, скрывая имена на своей грудной клетке, но я как будто чувствую, как они горят у меня под руками, и чувствую себя такой потерянной и измождённой, что не могу ничего сделать, кроме как плакать.

Тео поднимает меня, заключая в свои объятия, и несет к машине — гладкому черному «Мустангу». Осторожно сажает на пассажирское сиденье, пристегивая ремень безопасности. Я в оцепенении, когда парень садится в машину и трогается с места. Мы едем не обратно в гору, а вниз.

— Куда мы направляемся? — натянуто спрашиваю я.

— В какое-нибудь особенное место, — отвечает он.

И я слишком устала, чтобы задавать еще какие-то вопросы.

Я возмущаюсь, когда Тео проезжает мимо автобусной остановки.

Гребаная автобусная остановка!

Мой гнев — это живое, дышащее существо.

Не должно было быть никаких других дорог, ведущих в академию, только одна одинокая разрушенная дорога, которую я увидела, когда приехала в «Туссен». На вывеске было написано, что она непригодна для проезда. Директор Форд говорила, что по ней опасно ездить. Но вот мы мчимся по совершенно хорошей дороге, уличные фонари мелькают за окнами машины.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, пока не чувствую вкус крови, отказываясь открывать рот, потому что знаю, что произойдет, если сделаю это. Я начну кричать, ругаться, размахивать кулаками, но не вижу, как это поможет чему-либо прямо сейчас.

Я в ярости к тому времени, когда Тео поворачивает налево, и мы въезжаем в маленький городок — гребаный городок! — проезжая мимо знака с надписью: «Вы въезжаете в Самнер, штат Вашингтон. Население 1287 человек. Пожалуйста, ведите машину осторожно».

Аптека. Универсальный магазин. Почтовое отделение. Агентство по недвижимости. Винный магазин. Мы проезжаем мимо каждого из этих предприятий, единственной машины на изрытой выбоинами дороге под дождем, и я киплю в изумленном молчании. Еще через полмили вверх по дороге Тео заезжает на парковку. Закусочная «Пэтти» находится на другой стороне стоянки, все еще открыта, ее огни сверкают в темноте.

Тео глушит двигатель. Он смотрит на свои руки, секунду ковыряет ногти, потом говорит:

— Пойдем. У них здесь отличный кофе. Тебе понравится.

Я смотрю на телефон Тео, моргая при виде изображения на экране.

Это, блять, невозможно.

Там, на фотографии, я, заключенная в объятия Тео. Он целует меня в щеку, а я морщусь, притворяясь, что ненавижу это. Но это не так. Могу сказать, что это не так. Мне это нравится.

— Один черный кофе. Один со сливками. Один кусочек сахара.

Высокая официантка с ямочками на щеках ставит две чашки, одну для меня, другую для Тео, нервно улыбаясь нам. Она не приняла у нас заказ, когда мы вошли. Ее лицо просияло, когда женщина увидела, что мы вошли, но Тео предупреждающе покачал головой, и женщина кивнула, поворачиваясь обратно к кассе. Парень подвел меня к кабинке у окна и усадил на скамейку, управляя моими конечностями, как будто я была инертным роботом, а затем сел на скамейку напротив меня, прочищая горло. Затем дал мне свой телефон и сказал просмотреть галерею.

Мне все еще не удалось обработать фотографии, которые я пролистала.

Я в желтом летнем платье стою перед «Спейс Нидл», подняв руки вверх. Я сплю в объятиях Тео, уютно устроившись в ворохе простыней. Я на диване, волосы собраны в беспорядочный пучок, в руке кекс, щеки пухлые, на кончике носа глазурь, улыбаюсь, как маленький ребенок. Я в Центральном парке, с мокрыми от дождя волосами, сжимаю в руках снежный шар, который сейчас стоит на комоде в моей спальне в академии. Мы с Тео целуемся. Мы с Тео целуемся в миллионе разных образов, в разных позах, в разных местах, окруженные снегом, под дождем и омытые солнечным светом.