Репутация плохой девочки
Шрифт:
— Нет, подожди, — говорит он, счастливо смеясь. — Вот хороший пример. Итак, однажды ночью два корабля попали в шторм. Синий корабль и красный корабль. Корабли, брошенные ветром и дождем, не видят друг друга. Затем разбойничья волна бросает суда, врезающиеся друг в друга. Корабли уничтожены. Но когда буря утихает, что открывает лунный свет?
Наверное, я жажду наказаний, потому что, какими бы мучительно несмешными ни были его шутки, мне нравится, с каким азартом он их рассказывает.
— Я не знаю, что?
— Экипаж был брошен на произвол судьбы.
— Ты разговариваешь со своей матерью
Он просто снова смеется. На нем эти чертовы брюки цвета хаки в паре с рубашкой на пуговицах от папаши-туриста. Над таким парнем я бы посмеялась, сидя со своими друзьями и покуривая травку под пирсом. И вот я здесь.
— Ты когда-нибудь участвовала в этой гонке? — он спрашивает меня.
Я киваю.
— На самом деле, несколько раз. Мы с Аланой заняли два призовых места.
— Это потрясающе.
Он настаивает, чтобы мы остановились, чтобы перекусить лимонным щербетом, а затем несет их оба потому что они быстро тают и немного переливаются, а он не хочет, чтобы что-нибудь капнуло на мое платье. Просто еще одно напоминание о том, что он слишком мил для того, кто однажды украл велосипед девушки, чтобы спрыгнуть с рухнувшего моста и потерять его в реке.
— Однажды я брал урок парусного спорта, — признается он, подводя меня к удобному месту для обзора вдоль перил. — В итоге я свесился за борт за лодыжку.
— Тебе было больно? — Я спрашиваю, забирая свой напиток, потому что я гораздо менее обеспокоена тем, что он становится липким.
— Нет, просто немного ушибся. — Он улыбается за солнцезащитными очками в своей жизнерадостной манере "тайны вселенной", которая заставляет меня чувствовать горечь и пустоту. Потому что такие счастливые и довольные люди должны знать что-то, чего не знаем остальные из нас. Либо так, либо они притворяются.
— К счастью для меня, на борту была находчивая двенадцатилетняя девочка, которая сумела вытащить меня из воды до того, как я столкнулся с килевой тягой.
Но это не его вина, что он заставляет меня так себя чувствовать. Харрисон — это улов. Ну, за исключением того, что он полицейский, а мне повезло, что я не осужденная. Но в чем настоящая проблема? Как бы я ни старалась, я не могу вызвать в себе сексуального влечения к нему. Даже теплой, пушистой, платонической искры. Факт, который, я уверена, не ускользнул от него, потому что, несмотря на все его очарование маленького городка, он не дурак. Я видела тоску, которая сменялась разочарованием в его глазах, легкую неуверенность в его улыбке, в знание того, что, хотя мы ладим и хорошо проводим время вместе, мы не совсем история любви. Тем не менее, пока у меня не будет другой причины, нет ничего плохого в том, чтобы попробовать. Вода и солнечный свет творят чудеса с растениями, так почему не с нами?
— Парусный спорт — это весело, но, честно говоря, это больше работы, чем того стоит, — ворчу я. — Вся эта беготня, тяга и извилины для нескольких всплесков скорости. Ты тратишь все время на то, чтобы дело пошло, ты не можешь сидеть сложа руки и наслаждаться этим.
— Конечно, но это романтично. Несколько веревок и простыней против сил природы. Обуздание ветра. Между вами и морем нет ничего, кроме изобретательности и удачи. — Его тон оживленный. —
Как самые первые мореплаватели, которые увидели новый мир, когда он появился из-за горизонта.— Ты взял это из фильма или что-то в этом роде? — Я дразню.
Харрисон покаянно улыбается.
— Исторический канал.
Голос из громкоговорителя объявляет десятиминутное предупреждение, что лодки должны подойти к стартовой линии. На воде мачты наклоняются и раскачиваются, меняя свое положение.
— Конечно, — говорю я, потому что, как бы ужасно это ни было, я ценю его особое чувство юмора. — Держу пари, ты не спал всю ночь, просматривая восьмисерийный документальный фильм Кена Бернса об истории морских экспедиций.
— На самом деле, это была программа о том, как Христофор Колумб был инопланетянином.
— Правильно. — Я киваю, подавляя смех. — Классика.
Я, наконец, начинаю привыкать к этому свиданию, когда я делаю ошибку в том, что я оглядываюсь через плечо. Знакомое лицо встречается с моим взглядом, когда она уводит своих четверых детей от прилавка с жареным Орео.
Кайла Рэндалл.
Черт. Мы обе застыли в трепете. Зрительный контакт длился слишком долго, чтобы отвести взгляд и притвориться, что мы не видим друг друга.
Момент был признан и теперь требует разрешения.
— Что случилось? — Харрисон говорит с беспокойством.
— Ничего. — Я протягиваю ему свой лимонный напиток. — Я вижу кое-кого, с кем мне нужно поговорить. Ты не возражаешь? Я буду буквально через минуту.
— Нет проблем.
Сделав вдох, я подхожу к Кайле, которая наблюдает за мной, пока она делает тщетную попытку сунуть салфетки в руки своих детей.
— Привет, — говорю я. Совершенно неадекватное приветствие в данных обстоятельствах. — Мы можем поговорить минутку?
Кайла выглядит по праву неловко.
— Я полагаю, нам лучше… — Она переступает с ноги на ногу. — Но у меня сейчас дети и…
— Я могу понаблюдать за ними, — раздается услужливый голос Харрисона. — Ребята, не хотите поближе взглянуть на лодки?
— Да! — кричат они в унисон.
Да благословит Господь этого парня. Клянусь, я никогда не встречала никого более приятного.
Харрисон подводит детей к перилам, чтобы посмотреть на лодки. Когда я остаюсь наедине с Кайлой, знакомое нервное чувство ожидания нарастает в моем животе. Это все равно, что свесить пальцы ног с края крыши, когда на заднем дворе полно скандирующих пьяниц, стоящих вокруг бассейна с направленными на меня камерами. У некоторых людей страх вызывает слабость в желудке. Но я считаю, что страх — это линза. Это фокусирует меня, если я правильно нацеливаюсь.
— Я рада, что ты нашла меня, — говорит Кайла, прежде чем я успеваю привести в порядок свои мысли. Мы стоим в тени навеса магазина, пока она снимает солнцезащитные очки. — На какое-то время я почувствовала облегчение, когда ты уехала из города.
— Я понимаю. Пожалуйста, знай…
— Мне жаль, — вмешивается она, заглушая слова, слетающие с моих губ. — Я… у меня было много времени подумать о той ночи, и теперь я понимаю, что слишком остро отреагировала. Что я была больше зла на то, что мне пришлось посмотреть правде в глаза, чем на тебя, а именно на то, что Расти был ублюдком.