Решальщики. Движуха

Всё, на этом список питерских связей обрывался.

Так что Гордееву ничего не оставалось, как набрать номер Павла Тимофеевича.

Хотя ему — ох как не хотелось! — этого делать.

Словно бы испытывая терпение абонента, Бажанов отозвался лишь после дюжины вызовов/гудков.

Отозвался лишь затем, чтобы нервно вопросить: «Ты где?» И, получив удивленный ответ: «В Питере», — еще более нервно пообещал: «Я скоро перезвоню».

* * *

Бажановское «скоро» растянулось на полтора часа.

За это время Гордеев — злющий, голодный, страдающий от критически низкого содержания никотина в организме, успел добрести до Сенной площади и сторговать фирменные «Сейко» за гомеопатические две с половиной штуки. После чего метнулся в ближайшую «шаверню», где по максимуму отвел — и желудок (двойной тарелкой и пивом), и душу (здесь — куревом и обратно пивом). И вот когда не жизнь, но скверное ее подобие начало немного налаживаться, «особист» наконец вышел в эфир. Причем вышел с какого-то «кривого» номера. Так что Гордей ответил на входящий лишь после некоторых раздумий и не без опаски:

— …Алё?

— Ты там в Питере чего, вольтерьянского воздуха вкупе с газАми, нанюхался?! А?!! Родион, бля, Романович Шумахер?! Ты чего натворил?!

— Я… э-э-э… — оторопело забормотал Кирилл, никак не ожидавший столь эмоционального зачина со стороны босса. — Здравствуйте, Олег Петрович!

— Здоровее видали! А в твоем случае — не о здоровье, о Боге пора начинать думать.

— Почему… о Боге?

— Потому что ищут тебя, идиота!

— Кто ищет?

— Всяко не пожарные вкупе с милицией и фотографами!

— Какие фотографы?

— Классику надо читать — вот какие!.. Блин, Кирилл, ты мне только одно скажи: какого хрена ты Асееву… хм… Короче, ЧТО это было?

— А откуда вы?..

— От верблюдА! Вот откуда знаю! Но самое для тебя печальное, что за это уже в курсе и Тарас, и Брюнет! Собственно, они тебя и ищут. И я даже не знаю, какой из раскладов хужее!

— Олег Петрович! Вот честное слово! Там ведь, с бабой с этой, с «магистральной»… — взялся лихорадочно оправдываться Гордей. — Оно… оно совершенно случайно вышло… Я и не собирался ее давить… А тут гляжу: прямо на меня идет. Представляете?

— Нет, не представляю. Я физически не могу себе представить: как можно быть таким мудаком конченым?!

— Я же ее не насмерть, а так… чисто по касательной. Просто чтоб впредь в наши дела не лезла… Ну, типа, поучить хотел.

— Ба-алин! Держите меня семеро! Ты что, Кира, глумишься надо мной?

— Вы же сами говорили, что уроды питерские совсем берега потеряли? Что возомнили о себе и всякое такое? Вот я и…

— Стоп! — прервал/осадил Бажанов. — Лишнего не молоти! И по телефону, и вообще — по жизни.

— Так ведь я…

— Я сказал: ША, КирюША! А теперь слушай меня максимально внимательно, ибо от этого напрямую зависит: насколько мокрым в обозримом будущем окажется твое место под солнцем. Надеюсь, ты сознаешь всю серьезность, не побоюсь этого слова, текущего момента?

— Да, — стушевавшись, подтвердил Гордей.

— Отлично. Тогда даю установку: всю предыдущую информацию стереть! Запомни: я тебе НИЧЕГО не говорил и всяко не приказывал.

— Как так?

— А так! Я всего лишь РАССУЖДАЛ ВСЛУХ. А уж как ты интерпретировал мои рассуждения — это персонально твои проблемы. Понял?

— Да, но…

— Никаких «но»! Тебе приглянулась моя шутка с корабликом, и ты, по СОБСТВЕННОЙ инициативе, взялся ее реализовать. За-ради бога. Сделал бы все как надо — никаких вопросов к тебе. Напротив — респект и уважуха. Но в процессе реализации ты, Кирюша, изрядно накосячил и харю свою некстати засветил. Кто в этом виноват? Разве я?

— Нет. Но… Где засветил?

— Первая реакция правильная. Второе «но» — снова излишне. А светанулся ты на кораблике, аккурат на камеру. Вот скажи: за каким таким ты туда сунулся?

— Я хотел это… разведать, короче, обстановку.

— Считай, что тебе удалось… Идем дальше: за Асееву у нас вообще базара не было, даже на уровне размышлений. Так?

— Так.

— А коли так, ежели Брюнет или Тарас тебя первыми за жопу прихватят, очень прошу, меня в эти темы не впутывай. Не стоит еще больше отягощать свою карму. Она у тебя и без того сейчас… вся в дурнопахнущем коричневом.

— То есть мутили вместе, а паровозом я один пойду? — ощетинился Гордей, лишь теперь до конца осознавший к чему клонит Бажанов. — Зашибись раскладуха! Не, я, хоть и не сука, — молчать не стану. — И добавил, почти глумливо: — «Не одна я в поле кувыркалась, / не одной мне ветер в жопу дул!»

— Слышь, ты, перхоть! — взорвался в ответ Павел Тимофеевич. — Ты кого в себе возомнил, а?! Запомни: если хоть словечко не в кассу шлепнешь, я тебе такие хлопоты организую! У-у-у! Учти, я с Тарасом столько дерьма из одной бочки выхлебал, что тебя, сосунка, с головой накроет! Я-то по-любому отбрехаюсь. Тем более что при нынешних раскладах с меня спрос — клок волос. А вот тебе, дружок, в таком разе уже никто помочь не сможет. Я доступно излагаю?

— Доступно, — сдулся Гордеев.

— Замечательно. Тогда давай включай головенку и пораскинь мозгой — за кого, окромя меня, тебе, аки за круг спасательный, сейчас держаться след?

Осознав убийственную правоту слов Бажанова, Кирилл ощутил неприятный, пугающий холодок. «А ведь и в самом деле — отбрешется, сволочь. Ему, сучаре, не впервой. А вот мне, похоже, по-любому — вилы».

— Ну что, Кирюша? Осознал всю глубину своих глубин?

— Осознал.

— Ответ правильный. А теперь запомни, если на память не надеешься — запиши новую вводную: ровно в 23:15 ты должен быть на железнодорожной платформе «Сергиевка». Доберешься туда на электричке. Надеюсь, у тебя хватило ума зашхерить «бумера», а не продолжать рассекать на нем по ленинским местам?

— Хватило, — кисло соврал Гордеев.

— Уже легче. Позднее сообщишь мне точное место, я подошлю людей, чтобы грамотно тачилу забрали.

— Ладно, — обреченно согласился Кирилл.

И мысленно представил себе эту душераздирающую сцену: люди Бажанова забирают «бумера» с полицейской спецстоянки. К слову, забавная могла получиться фильма.

— В общем, доедешь до Сергиевки, — продолжил диктовать инструкции Павел Тимофеевич. — Она же поселок Володарский. Это тридцать пять минут езды от Балтийского вокзала, не доезжая перегона до Стрельны. Запомнил?