Рейд за бессмертием

Вдвоем с Васей закинули в седло ослабевшего Таузо-ока. Двинулись на север. Теперь нам лежала дорога куда дальше. В долину реки Абин, где жил вдали от своего племени Вайа пострадавший кунак.

— Расскажи, как тебя ранило?

Таузо-ок немного взбодрился, отдохнув, сидя на коне.

— Мы выступили после заката, ближе к полуночи. Я вел отряд в тысячу человек. Дождались сигнала. В полнейшей тишине, быстрыми шагами, но не бегом, с оружием наготове, я со своей группой прошел, может быть, половину расстояния, когда раздался ружейный выстрел караула урусов, забил барабан и сейчас же после этого загремели один за другим залпы орудий. Тогда бросились бегом, как только было возможно быстрее, с громким криком ко рву. Пушки стреляли маленькими ядрами и так часто, как будто на стену бросали горох. Но мы были уже слишком близко, чтобы бежать обратно. В одно мгновение были мы во рве. Приставили лестницы. Взобрались на стены. Большинство бросило свои ружья и кидалось только с шашкой в руках и с кинжалом в зубах. Внутри начался страшный бой. Русские защищались хорошо. Достойные воины и хорошая битва! Многие из наших воинов были убиты. Я потерял свой левый глаз и был ранен в колено, но мог, однако, сражаться до конца.

— Тебя не взрывом приложило?

— Нет, в госпитале. Там нам труднее всего пришлось. Туда сбежалось большинство русских. Они стреляли в нас из всех отверстий. С поджогом шло плохо, огонь не загорался, и много наших людей падало. Но никто не думал о том, чтобы бежать, мы взломали двери кирками и мотыгами, которые нашли в солдатских палатках. К окнам и крыше приставили лестницы. Кто падал — погибал сейчас же, другие немедленно занимали его место. И стар, и млад — как бешеные. Если раньше сражались яростно, то это было ничто в сравнении с тем, что происходило в коридорах и комнатах помещения. Там не было выстрелов, слышались только крики и удары. Русские отчаянно защищались ружьями, мотыгами, ножами, кулаками и зубами. Мы же хотели только крови за кровь многих наших людей, которые пали в этот день.

Да уж. На словах звучит красиво. А на деле они добивали беспомощных пациентов госпиталя, которые с трудом могли себя защитить. Суровая здесь война. Без правил. И как-то, на мой взгляд, плохо соотносится с рыцарским кодексом.

На мой прямой вопрос об этом, Таузо-ок лишь пожал плечами:

— Будто ты не видел, кто в лагере был? Лишь один из пяти с конем. Остальные — голытьба, крестьяне. Их шашками в бой пришлось гнать. Вот они и вымещали свой страх над безоружными больными. Над теми, за кого выкуп не получишь. Но им знатно досталось, с этим не поспоришь.

— Как же ты уцелел после взрыва?

— Повезло. Меня вынесли раньше. Посадили там, где ты меня встретил, и убежали обратно. Никто не вернулся.

— Так много погибло?

— Больше, чем можешь себе представить, — грустно ответил Таузо-ок.

Ему, который любил позубоскалить, было очень тяжело. Мне — не меньше. Я не смог предотвратить гибели форта. Что я вообще могу сделать?! Какая-то бессмыслица с этим попаданством! Чего я толком добился? Убрал из игры Сефер-бея. Это остановило князя Берзега? Быть может, подстегнуло, кто знает? Выдавил с Кавказа Белла. Но ядовитые плоды его активности остались. Сколько людей погибло! Зачем нужно их годами держать в гнилых крепостях? С этим нужно что-то делать. Как можно скорее.

— Как думаешь, кунак, — спросил я, — на этом все? Восстанию конец?

— Почему восстанию? Разве мы когда-нибудь признавали власть царя? Мы бьемся на своей земле и не отступим, пока русские не уберут отсюда все свои крепости. Вот тогда можно будет поговорить о мире.

— Скоро некому будет сражаться!

— Женщины нарожают новых.

— А голод? Чем будем кормить людей? Весна настанет, кинемся к русским просить подаяние. Будем своих детей предлагать за еду.

— Не бывать этому никогда! — гневно сверкнул единственным глазом Таузо-ок[2]. — Вот увидишь: скоро расправимся с крепостями у моего дома. В первую очередь, с той, что в Абине. Сколько лет она нам глаза мозолит!

— Я был с ней рядом. Смотрел. Мощная. Много пушек. Могут и отбиться.

— Нужно поднять на борьбу побольше народу. Теперь, когда берег мы частично очистили и захватили много пороха, это будет несложно. Князь Берзег, уверен, вернется в свои земли и начнет атаку крепости у Сочи. Отвезет туда пушки и задаст урусам перцу!

— А в Абине?

— Придется по старинке. Лихим наскоком. Жаль, мне не доведётся участвовать. Нога, будь она неладна! Сам-то пойдешь?

— Куда я денусь?! — покривил душой.

Хорошо, Вася не понял ни слова.

… До аула Таузо-ока добирались две недели. Никто нам не препятствовал. Наоборот, помогали чем можно. Давали приют в кунацких. Подробно расспрашивали о событиях на побережье. Всех волновала подозрительно спокойная реакция русских. Ждали ответных карательных экспедиций.

Когда мы прибыли в дом кунака, Юсеф, стесняясь, сказал:

— Много людей будет ездить ко мне. Общее ликование в аулах и плач из-за больших потерь. Всем интересно узнать, как было на самом деле. Жду и гостей из Темергоя. У тебя с ними канла. Ее никто не отменял…

— Встретил я одного удальца из тех, кто меня пытал.

— Убил?

— Прирезал, как собаку, — твердо ответил я, опуская подробности. Какая разница, как все было? Главное результат.

— Правильно. Так ему и надо. Проблема в том, что про тебя разное болтают в горах. Как бы не было беды! Давай я тебя поселю в домике, где семью укрываю в случае опасности.

— Никаких проблем. Нужно так нужно.

— Вот и договорились.

Я нисколько не расстроился. Обрадовался. Хотелось поговорить с унтер-офицером Девяткиным по душам тет-а-тет. Чтобы никто не мешал и не подслушал. Сдается мне, что никакой он не Девяткин. Нам предстоял непростой разговор.

— Скажи-ка, Вася, — спросил я, когда мы остались одни, — ты попаданец?!

Вася. Аул на реке Абин, конец марта-апрель 1840 года.

Вася в первую секунду, конечно, вздрогнул. С момента, когда стал Девяткиным, вел себя, практически, как разведчик-нелегал. Следил за языком, чтобы как-то себя не выдать. Был всегда начеку. И сейчас хотел сразу же уйти в отказ. Но его привела в чувство легкая насмешливая улыбка Косты, а потом до него дошло, что понятие «попаданец» никак не могло существовать в 1840-м году. Озарение заставило его сначала с удивлением, смешанным с восторгом, воскликнуть про себя: «твою ж мать!». Потом глаза расширились, начала отвисать челюсть. Все это время улыбка Косты становилась шире.

— Так получается, и вы тоже?! — наконец, Вася смог произнести первую фразу.

— Получается! — усмехнулся Коста. — И, давай, на «ты». Все ж таки, друзья по несчастью. Хотя, если честно, я уже давно не считаю этот заброс сюда несчастьем. Даже, наоборот.

— Ну, так! — улыбнулся Вася. — Я понимаю. Одна Тамара Георгиевна стоит всего.

— Да! — кивнул Коста.

— Вы… Ты из какого?

— 2003-й. Ты?

— Двадцать третий! — Вася почему-то очень обрадовался своему «старшинству».

— Надо же! — Коста покачал головой.

— Что?

— Наверное, каждый человек на земле хоть раз в жизни задумывался о машине времени. Нет?

— Думаю, да.

— Получается, что мне вообще повезло. Меня забросило в прошлое. А ты — из будущего. Знаешь на двадцать лет больше меня! Вот и получается, что у меня получился двойной заброс. И туда, и обратно. Ну, расскажи, как там, в будущем?

Вася даже растерялся, не зная с чего и начать рассказ. Замялся.

— Крым — наш! — пожав плечами, выдал наивно.