Рейд за бессмертием

— Спас?

— Нет! — понурился я.

— Тогда не о чем разговаривать!

Мы въехали на взгорок.

— Я хотя бы попытался.

— Я тоже, — хмуро отозвался Таузо-ок, сознавая, что и он получил схожий результат.

Потери у черкесов колоссальные, а русские не собирались уходить.

Перед нами лежала бухта, забитая кораблями. Толпы солдат в знакомых мундирах маршировали в лагере. Грузились на шлюпки. Такое узнаваемое место. Только необычная точка обзора. Какой идиот придумал строить крепость, мельчайшая подробность которой видна невооружённым взглядом? Великий и ужасный Вельяминов? Хотя бы башни выставил на ближайших холмах!

— Что стало с Абинской крепостью?

— Устояла. Отбились твои дружки. Ты уедешь туда, к ним, — указал Таузо-ок на русский лагерь, — и больше не вернёшься.

— А ты?

— Я?! Продолжу сражаться.

— Зачем?

— Ты дурак? Тебе взрывом голову отшибло? Что значит зачем? За нашу свободу!

— Свободу — от чего? — я сполз с коня, как вьючный мешок, подрезанный рукой абрека. — От жизни? — уцепился за стремя коня кунака, пытаясь сохранить равновесие. — Ты этого желаешь своему сыну, чьим аталыком так и не стал старый Пшикуи-ок, погибнув на правом берегу Кубани? Своему аулу, который сожгут урусы, когда придут мстить? Тебе так важно иметь возможность торговать рабами? Ты ведь именно этим занимался, когда мы встретились.

Меня здорово контузило взрывом гранаты. Шатало. Мысли прыгали. Сосредоточиться не выходило, но я пытался. Понимал, что сейчас — мой главный разговор. Тот, ради которого было все. Так казалось…

— Уходи! — непреклонно ответил кунак. Его не брали никакие доводы — Ступай к морю. Тебя там, наверное, ждут. Назад тебе дороги нет. Слышишь, урум? Дороги нет обратно. Ты так и не коснулся груди взрослой женщины!

— Юсеф!

— Нет! — он смахнул слезу, набежавшую в выбитую глазницу из здорового глаза. Стройный статный искалеченный воин. Мой бывший кунак. — Уходи и не возвращайся! Зелим-бей мертв!

Вася. Екатеринодар-Грозная, конец мая-июнь 1840 года.

Фельдфебель Тенгинского 4-го батальона снабдил Васю всем необходимым. Прежде всего, униформой и мешками. Топать через весь Северный Кавказ с запада на восток в черкесском наряде — глупая затея. Нужно было переодеться в солдатскую шинель и мундир, пусть даже с нашивками чужого полка. Получить сухарный запас. Сапоги и запасные подметки. Манерку и кучу других вещей, необходимых в походе.

— Хошь я тебе ранец выдам? — с усмешкой спросил фельдфебель.

Вася решительно затряс головой в отрицании.

— Ну, и правильно. Мешок всяко сподручнее солдату. Генерал Засс ранцев не жалует.

Посмеялись над заезженной двусмысленной остротой.

— Бери, Василий, подметки с запасом. Шутка сказать, пол тыщи верст на своих двоих. Не одну пару подметок сносишь!

Унтер-офицер Девяткин вздохнул. Путь-дорога домой ждала его непростая. Никто не собирался выдавать ему ни лошади, ни подорожной для езды на почтовых. И самостоятельно коня не приобрести. Денежки все в крепости остались. Так что только на своих двоих и в составе оказии. Если повезет — возьмут на телегу в обозе, вроде того, с которым Вася в первый раз добрался до Грозной.

Так оно и вышло поначалу. Снабженный всеми необходимыми бумагами в батальонной канцелярии, он добрался на скрипучей арбе до Ставрополя. Зарекся впредь так передвигаться. Пыли наглотался — на всю оставшуюся жизнь хватит. Уши долго потом отходили от противного визга несмазанных осей. Одно радовало: переход вышел без столкновений с черкесами, чего очень опасались возницы. Но генерал Засс с этого года активно обустраивал Лабинскую линию, перенеся далеко за Кубань военные столкновения с абадзехами.

На подъезде к Ставрополю обоз заночевал в Сангилеевской.

Вася быстренько пробежался по улицам станицы в расчете на знакомство с чернобровой кубаночкой. Чем черт не шутит, думал он, вдруг невеста сыщется. Его просветили знатоки, что сангилеевские только на вид казаки, в которых их записали не так давно. А на деле пока как были однодворцами, так ими и остались. Мужики, одним словом. На неказаков смотрели без гребенского или кубанского чванства. Прав Коста или нет насчет сверхзадачи, но про женщину забывать не стоило. У самого грека с этим все было в порядке. Васе хотелось того же.

С любовью Васе не обломилось. Хоть он не чета местным задохликам, а здоровенный лоб, но вид имел совсем не бравый. Скорее потасканный и бедный, с какой стороны ни посмотри. Не жаних! Приблуда! Так Васе и сказала одна мамаша, когда увидела, что унтер к ее дочке стал клинья подбивать.

«Эх, мне бы свои ордена нацепить на парадный китель, темлячок серебряный на тесак — сразу рты бы пооткрывали. Ишь манеру взяли со двора гнать! Деревня! — ругался Вася про себя. — Ничего! Доберусь до Червленой, поговорю с Глашей. Классная же баба, а нынче вдова. Жениться на жене погибшего товарища — не западло, а вполне достойно! Только примет ли меня казачка? А почему нет? Хозяйство большое, за ним мужской присмотр нужен. Выйду в отставку, коль право имею. Устроюсь в Червленой. Может, старшего из братьев, Дадошку, к себе заберу. Согласится ли Мадам-поручица, Евдокия, Свет Батьковна? Должна войти в положение».

Так, в несбыточных мечтах пребывая, словно и не было разговора с Костой о сверхзадаче, и доехал до Ставрополя, до странного пыльного города, в котором было не продохнуть от солдат. Они, казалось, были везде, во всех мещанских дворах. Бездельничали, ругались с хозяевами, задирали девок.

«Чудны дела твои, Господи — изумился Вася. — Отчего ж не в казармах?»

Отправился доложиться в полубригадную канцелярию Резервной бригады Кавказского Отдельного корпуса. Размещалась она, как и солдаты, тоже необычно — в двух комнатах при трактирном заведении, принадлежавшем, как гласила табличка у входа, купцу Дьячкову-Маркелову. В тесных помещениях двадцать писарей и десять вестовых сидели друг у друга на головах. Шум стоял невообразимый. Большей частью орали офицеры, требуя выделения нормальных квартир для своих подчиненных.

— Не смейте мне армянские сакли боле предлагать! Это не дома, а буйволятники! Не дело моим солдатам жить под одной крышей с волами, где вместо печи одна труба, которую топят кизяком, — разорялся один штабс-капитан с цифрами 71 на эполетах и мундирных пуговицах.

— Пошто вам менять квартиры, коль вам завтра уже выступать дальше? — огрызался писарь.

— Как — завтра? — поразился обер-офицер. — Мы же пол России прошагали. Людям отдых нужен.

— Приказ командира дивизии! — потряс бумагой письмоводитель с унтерскими нашивками. — Генерал Галафеев собирает отряд для похода в Чечню. Время не ждет.

— Как же так… — растерянно мямлил штабс-капитан.

«Не орел! — сразу заключил Вася. — Сразу видно: не кавказец. Зачем он шпагу нацепил? Шашлык в лесу будет жарить?»

— Приказ есть приказ. В Чечне все очень неспокойно. Вам следует ускоренным маршем двигаться в расположение куринцев. Вас ждет полковник Фрейтаг.

— Не генерал-майор Пулло? — непроизвольно вырвалось у Васи.

— Генерал-майор Пулло отставлен от должности и с конца апреля куринцами командует Роберт Карлович, — снисходительно пояснил писарь, но, разглядев неказистый вид Девяткина, набросился на него с упреками. — Ты кто такой, чтоб взлезать в мою беседу с господином офицером? Отчего борода?!