Резкий поворот

Одновременно, ангелы небесные его, универсала распроклятого, дери перьями пылающими!

Отшатнувшись суккуба пропускает второй удар, причем пропускает уже полноценно — маг, сосредоточенно и совершенно спокойно глядящий на нее, очевидно, отключил вообще все эмоции, гормоны, чувства и даже, казалось, душу сделал предельно стабильной и неспособной испытывать чувства. В любом случае морок Цвета он если не сбросил, то изрядно ослабил! Как!? Как так-то!? Ей обещали, она знала, проверяла — эта реликвия должна была надежно спеленать любого магистра, а также немалую часть архимагистров, что послабее. Она бы поняла, сорвись с крючка «возлюбленный» ее образа, но не этот же — он просто не мог, никак не мог, это же божественное чудо! Там должна быть нереально высокая даже для магистра, даже для колдующего костяка или кровохлеба, сопротивляемость, чтобы хотя бы заметить ее воздействие… какое ему подсветила своим выкриком эта мелкая, мерзкая, гадкая дрянь!

Удар кажется вовсе неопасным — он просто слегка шлепнул ее ладошкой промеж пышных грудей, ровно напротив солнечного сплетения, но демоница едва-едва успевает остановить распад собственной плоти. Целительство и некромантия, слитые воедино и предельно сконцентрированные в один разрушительный импульс, буквально разъедают плоть и армирующие ту плоть кости, почти добираясь до сокрытого в сплошном костяном мешке сердца. Шагнув назад, демоница понимает, что ситуация из почти победы превратилась в нечто грозящее ей гибелью уже без приставки почти. И потому она тут же перестала сдерживаться… вернее, сдерживать силы реликвии, выдавая полную мощность и щедро тратя оскверненную благодать. Резко вставший «любимый» так и сел с блаженной улыбкой тяня тупое «Ы-ы-ы-ы», а его почти перешедшая в боевое состояние аура опять расслабилась, позволяя и дальше любоваться своей «Лили», кем бы та ни была. На миг вернувшая проблеск разума околдованная многоликая опять провалилась в свои видения. Две из трех девок-наблюдательниц, которые тоже стали подозрительно целенаправленно шевелиться, тоже провалились обратно в грезы.

Только вот ее главная цель лишь покачнулась, капая кровью из носа, словно кулачный боец на смертной ярмарке, получивший несколько ударов по голове, но еще держащийся на подгибающихся ногах. А эта дрянь, мразь, коварная предательская мерзость, выдавленная ее лоном в этот уродливый мир, казалось, даже не дернулась, лишь сильнее и сильнее тяня отчаянное «А-а-а-а-а!!!» окончательно разрывая ее мелодию. Высшая и более опытная демоница даже не пытается за власть над акустической сетью бороться, полностью отдавая контроль поля боя на реликвию и пытаясь сконцентрироваться на ключевом противнике. До нее уже дошла причина, по какой реликвия не давит отродье смертного выблядка, что когда-то ее обрюхатил, дошла, вызвав еще большую ненависть, достигнувшую каких-то совсем запредельных даже для демонов величин. Реликвия завязана на ее суть и кровь, отчего развернутое чудесное поле не влияет только на владелицу, на саму крови и сути носительницу. Половина крови, половинный отпечаток сути какой носит в себе распроклятая тварь, предавшая собственную мать!

Снова сближение и резкая атака, попытка воспользоваться смятением и утратой равновесия противником, но тот успевает, успевает стервец этакий, чуть довернуть туловище и укрытые темно-алым покровом хаотической магии, почти первородного хаоса когти, в какие обратились на миг изящные пальчики ее шуйцы, не вскрывают глотку и череп противника. Тот лишь получает неприятную и болезненную рану на все лицо, почти теряет один из глаз. Не обратив никакого внимания на смертельную и немного проклятую рану, смертный бьет сам, встречным ударом стремясь не столько убить, сколько оттолкнуть. Проклятие из той раны уже почти смыто потоком праны, хаос демонической магии купируется целительскими способностями, а кровь, казалось, сама затекает обратно в разрез, который медленно-медленно для ее разогнанного сознания начинает закрываться. Неловкий удар не опасен, она уклоняется почти играясь, ударяя снова магией, широко раскрыв глотку, выдавая в упор смертоносный крик.

Крик рвет материю, разрушает ту смертельным резонансом, крик беззвучен, но полон волшебства, способен превратить попавшего под концентрированный конус человека в кровавую взвесь. Ну, обычного и не слишком одаренного человека, но даже этому малолетнему глупцу с непомерной силой должно от такого стать очень плохо. Но не стало — в последний миг тот и сам применяет чары, берет под контроль воздух вокруг себя и словно откачивает его из тоненького участка, создавая полусферу абсолютного вакуума. Внутри безвоздушного пространства вспыхивает чистый некрос, омертвляя, казалось, само пространство и еще что-то… пустота, пожалуй, да. Слабое, неуклюжее и чрезмерно затратное воздействие, позорное для любого магистра, но этого хватило, чтобы смертельные или калечащие чары, один из коронных ее ударов, просто рассыпались. Ну, не совсем впустую потрачены были силы и темп боя, кровь из ушей человека точно пошла, да только он не упал. Наоборот, шагнул навстречу ей, проходя через конус вопля предрекающего последний вдох, укрытым пропитанной некросом водой кулаком ударяя снизу-вверх.

Демоница сама бьет, снова формируя когти хаоса, нанося три своих удара на один вражеский, но ни один из них не достает врага сполна. Несколько царапин на предплечьях, да и только — вот и весь результат, несмотря на то, что противник слишком неумело пользуется дареной ему силой, несмотря на жесточайшую нехватку опыта. С некоторым удивлением демоница смотрит в широко открытые и застывшие глаза смертного, какие, казалось, вообще не смотрят никуда, пялятся в пустоту. Да он же в трансе предвиденья! Читает ее действия заранее, а она сейчас слишком нагружена, чтобы блокировать его чтение! Очень захотелось найти тех личностей, какие писал доклады о том, что ее текущий противник молодой и ранний скороспелка, просто не могущий иметь должного опыта. Найти и повесить на их вытащенных из брюха кишках рядом с марионетками, какие передали ей эту информацию о командующих идущим на Канберру воздушным флотом.

Малолетка неопытный, растерзай их плоть стая гончих, втопчи их внутренности в пепел, скорми потроха импам, а сердца господам! Она прекрасно знала, каких трудов стоит освоение подобного трюка даже для опытного и заверенного печатями достоинства оракула, чтобы считать это ничтожество неопытным. Не в деле прознания грядущего ему слыть ничтожеством, пусть даже и во всем остальном он им остался! Просто потому, что даже с этим искусством смертный только и смог, что отбиваться от ее атак… ну, а еще ей помогал постоянный и необоримый эффект Цвета. Суккуба чувствует, как разум и воля ее пожирают сами себя, но добивается того, чтобы на краткие секунды суметь еще немного расширить переделы концентрации. Достаточно, чтобы скрыть и смазать свои движения и намерения от зрящего взора. И первый же последующий удар позволяет пробить брюхо смертного новым хаотическим когтем, без труда развеяв сконцентрированный в пробивную иглу пламенный штырь.

Это был конец — все, даже переставший «ыкать» увалень, уже обезврежены, реликвия окончательно задавила волю неопытного архимагистра, не сумевшего узреть ее истинную суть сквозь навеянный образ возлюбленной, а лишившийся последнего козыря универсал ей уже не противник. Ну, почти не противник. Все еще опасен, все еще держащийся в сознании и не прекращающий видеть в ней врага, хотя она ума приложить не может, как он сквозь такой морок может действовать. Пусть она не сумеет держать нужную концентрацию для подавления интуитивных наитий хотя бы десяток ударов сердца, но ей хватит и этого. Если бы не необходимость поддерживать реликвию, она бы и не выпала из подобного сокрытия, но как же сейчас не хватает ресурсов ума, души и ауры сразу! Таков удел той, что пожелала вкусить плод истинного могущества, забрав и поглотив силы тех, кто ей так удачно достался.

Пожелала и достигла успеха: шаг, заклятие, коготь, сбить пламенную плеть, отвести водяное лезвие, принять на пленку хаотического щита вторую, пнуть, пробивая водяной же щит и каменную корку на теле, снова отшагнуть и с оттягом полоснуть по ногам, принуждая пасть на колено, и только потом сконцентрировать всю мощь акустического подавления, отдавая одну-единственную и все-таки продавившую невозможно прочную защиту разума команду «Спать». Вернее, команду « Спа…», почти уже сорвавшуюся, когда…

— Meurs, espece de racaille! Mourir! – Она и позабыла о ней, не приняла во внимание свой плод, едва способный хотя бы стоять под давлением ее воли, едва вытягивающую своей жалкой силой на младшую из погоняющих низшее мясо краткой плетью, позволив той прожить еще немного, прежде чем она займется ею сполна и сполна насладится давно не пробованным блюдом. — Mourir! Mou… *

Бросок соплячки действительно неплох, того не отнять, она вложила в него мощь не только несущего капельку истинной крови тела, но и импульс энергетической оболочки, правильно примененную толику магии первородного хаоса, а также собственный страх и ненависть. Бросок совпадает с выкриком, в каком смертное ухо не различило бы слов, слившихся от скорости в сплошной пронзительный визг. Для простого смертного такой рывок смазался бы в стремительную и едва различимую размытую линию, что оборвала бы жизнь жертвы, но для могучей демоницы этот рывок казался смешным в своей неспешной и нелепой медлительности.

Она отмахивается лениво и заучено, привычной связкой блок-укол-плевок отправляя в порождение собственного чрева хаотическую кляксу, пробивая той грудь. Вернее, не пробивая, а лишь царапая ребра, да и клякса не растворила голову и шею цели, а только обожгла и сорвала кожу с левой части туловища. Уклон, собственный щит, попытка отгородится от вражеской магии, а также качественные защитные амулеты играют свою роль, спасают бесполезное и бессмысленное существование порожденного ею ничтожества — неспособная даже закричать от боли мелюзга отлетела в стену и сползла по ней частично освежеванной, но, несомненно, живой.