Ричард Длинные Руки – принц короны
Шрифт:
Мальчишка подпрыгнул, как Бобик, и помчался к группе друзей в сторонке, на бегу взбрыкивая, как молодой козленок.
Альбрехт задумчиво посмотрел вслед.
— Полагаете, Господь все еще надеется?
— А кто знает, — ответил я, — кем станет это ребенок? И все остальные, что бросают в нас из-за заборов гнилыми яблоками?.. Вдруг да что-то путное?
Он сказал с сомнением:
— Где вы зимой видели яблоки?
— Это я так, из вежливости. Бросают совсем не яблоками.
Он покачал головой.
— Где-то слышал, хоть и не совсем поверил, что Господь
— Все, — согласился я, — в сотворенном им мире… кроме поступков человека. Ибо он сам дал ему свободу воли. Потому мы весьма непредсказуемы.
Альбрехт сказал ехидно:
— Этой свободой человек и воспользовался сразу же, сожрав запретный плод.
— Зато с того дня, — напомнил я, — он по всей земле сажает сады, стараясь превратить ее в рай… Ладно, возвращаемся. Нет-нет, не на пир…
Он вздохнул.
— Нет на вас Растера!
— И раньше весны вряд ли будет, — сказал я. — Так что поработаем на счастливое будущее, сэр Альбрехт!
Он пробормотал:
— С вами не соскучишься. Такие у вас шуточки, как только с коня не упал.
Вернувшись во дворец, я прошел в кабинет и с раздражением смахнул со стола карликовую карту Санкранта, взамен разложил гигантскую, на всю столешницу, с изображением всего известного картографам континента, исправленную и дополненную лично мною, моим высочеством, что скрупулезно и старательно исправлял масштабы и наносил новые города и веси, высмотренные с высоты.
На самом краю, где дальше только океан, — Сен-Мари, наибольшая рана, а как исправить положение, пока не представляю. Разве что махнуть на все рукой, сесть на уже готовые корабли, там должно быть почти полсотни готовых, и уплыть открывать новые острова и королевства в безбрежном океане…
Ламбертиния — сердце ноет, там моя милая эльфийка сидит на троне, изображая королеву, подписывает указы, что ей подсовывают, даже не стараясь понять их смысл.
В Гандерсгейме начал с магами и оставил на полпути из-за нехватки времени.
Непонятная ситуация в Скарляндах и Варт Генце. Там ждут, когда я сложу с себя полномочия правителя, готовятся взять власть твердо и решительно в свои руки. И, возможно, тут же начать войну за право первородства и первенства.
Дверь тихонько приоткрылась, Зигфрид заглянул так опасливо, словно я уже изготовил для броска в его голову молот.
— Ваше высочество?
— Ну?
— Вы велели, — напомнил он, — вызвать лорда Раймона Меммингема.
— Было такое, — согласился я.
— Он прибыл, — доложил он, — сейчас в главном зале отирается. Что-то выспрашивает…
— Зови, — велел я. — Скажи, мое высочество изволит.
Пока Меммингем поднимался по лестницам, я не хотел, но видел на карте все новые места, где начал и бросил, где вообще напортил, где пообещал, но не сделал…
Дважды провернулась позолоченная ручка двери, створки раздвинулись торопливо, несмотря на массивную солидность, словно понимая, что с той стороны подходит человек очень важный и значительный.
В комнату вошел весь в парче и золоте располневший мужчина
с обрюзгшим лицом и животом поверх ремня, красное лицо в крупных кровяных жилках, мощные мешки под глазами, явно не отказывает себе в удовольствии крепко выпить и нажраться перед сном.Но походка величавая, на груди золотая цепь, пальцы в толстых золотых кольцах с крупными камешками, сапоги из шкуры неизвестного зверя, явно редкого и дорогого.
Я рассматривал его в упор; видно, что потомок длинного вырождающегося рода, хотя дальше и вырождаться некуда, полное убожество, равное ничтожеству, зато помнит, что гуси его предков Рим спасли, этого достаточно, чтобы претендовать на высшие должности в королевстве.
— Итак, — проговорил я холодно, — лорд Раймонд Меммингем?
Он поклонился.
— Ваше высочество?
— Дошли до меня слухи, — сказал я неспешно и чуть угрожающе, — хоть и непроверенные пока что… ни на дыбе, ни еще-то как-то иначе, однако из заслуживающего доверия источника, что вы, лорд Меммингем, подарили принцессе Аскланделле просто великолепного коня с драгоценной сбруей?
Он снова поклонился, на лице ни следа страха, как у человека много пожившего и много чего повидавшего.
— Да, ваше высочество. Надеюсь, он ей понравился.
Я поинтересовался жестко:
— С какой целью вы сделали такой ценный подарок?
Его лицо снова не дрогнуло, лишь взгляд стал чуточку ироничным.
— Ваше высочество, — произнес он крайне любезно, — надеюсь, у меня, как простого и крайне мирного жителя, осталось право дарить и получать подарки?
— Разумеется, лорд, — ответил я с холодком. — Однако, когда дело касается таких высоких особ, каждый пустячок имеет значение. Этот ваш жест, как вы понимаете, тут же начнут трактовать и оценивать. И строить всевозможные предположения. Точнее, уже трактуют, оценивают и строят.
Он чуть пошевелил плечами.
— А кто не любит сплетничать?
— Признавайтесь, — сказал я с нажимом, — зачем подарили ей коня? Чтобы она восхотела опробовать его в скачке за городом, а там ее убили?
Он дернулся, словно бы даже побледнел, будто испугался не на шутку, хотя я не уверен, что прочел его старовельможное лицо правильно, больно у стариков они выразительные и потому всегда могут соврать легко и честно.
— Как я мог, — спросил он точно в тон вздрагивающим голосом, — такое хотеть? Да вы и не позволили бы!
— Для меня это было новостью, — отрезал я. — Случайно встретил их за городом. С крохотным эскортом двигалась от леса в сторону еще далекого Генгаузгуза!
Он развел руками.
— Ваше высочество, я не думал, что принцесса возжелает сразу за город. Кроме того… войска короля Леопольда давно разбиты, бароны заперлись в замках и не высовывают носа, а ваши конные отряды безжалостно расправились со всеми разбойничьими шайками!
Я спросил строго:
— Тогда зачем?
Он помялся, отвел взгляд, я все еще не уверен, что искренне, придворные со стажем еще и не то могут изобразить, но я не спускал с него глаз, и он наконец проговорил нехотя: