Ричард Длинные Руки – принц короны
Шрифт:
Подошвы, однако, твердо уперлись в пол, меня лишь чуть качнуло. Я посмотрел под ноги — в самом деле пол из плит розового и оранжевого мрамора, а посреди этой площади высится прежний исполинский и заставляющий сердце стучать радостнее замок.
Я нарочито исчез так эффектно на глазах Хреймдара и старого алхимика — среди магов репутацию тоже нужно поддерживать. Оба возрадуются, что служат такому властелину, что как бы из их тайного клана, и другим сообщат тайком и под клятвой. Или не сообщат, но их преданность мне станет крепче…
Замок Синтифаэль прекрасный, как создание лучших и самых умелых
Я двинулся к нему как завороженный, мир в теплых светлых цветах, никакой зимы, воздух чист и прозрачен, деревья зеленые, над цветущими кустарниками порхают просто небывало огромные бабочки невиданных расцветок, проносятся стрекозы, ненадолго зависая в воздухе совершенно неподвижно, только слюдяные крылышки слегка и почти незаметно вибрируют…
Не отзывая зачарованного взора, я медленно двигался через площадь к замку, слишком картинному и прекрасному, чтобы быть настоящим, все-таки замок — это нечто суровое, мрачное и жестокое, для жизни приспособленное очень мало, потому в них живут только очень сильные и выносливые люди, что построили замок для войны и осад…
Эльфы все так же пребывают в незримости, но теперь замечаю где по меняющим очертания кустам и деревьям, где по скользящим неслышно полупрозрачным силуэтам, где просто вижу, пусть и неясно… ура-ура, моя чувствительность продолжает повышаться и совершенствоваться.
Ворота сказочного замка не изменили ни цвет, ни форму, только стали чуточку крупнее. По обе стороны эльфы, королевские стражники, в руках копья, на мой взгляд, слишком уж игрушечные, какие-то дротики, а не копья, хотя, конечно, и сами не гиганты.
Я сказал лучезарно:
— Солдат сопит, а служба идет?.. Хорошо устроились, хвалю.
Они смолчали, я сам ногой открыл ворота, получилось как-то по-человечески, с треском и грохотом, а вошел все такой же радостный и открытый этому миру. Эльфы не поняли моего дружелюбия и шарахнулись во все стороны, выпадая в видимость, а навстречу бросился Леголасэль, еще элегантнее, чем в прошлый раз, и, как теперь вижу, даже отважнее многих.
Я смотрел, как он неслышно скользит, как по льду, в падающем со свода чистом и солнечном свете, хотя небо должно быть серо-черным от низких туч.
— Привет управляющему королевскими службами! — сказал я первым, уже по привычке сюзерена заговаривать с подданными, не смеющими по этикету открывать рты, пока не заговорит старший по титулу. — Надеюсь, налоговая тоже в вашем ведении? Или только санитарная?..
Он остановился в трех шагах от меня, сдержанно поклонился, но я заметил, что чуть ниже, чем в прошлый раз, и с большим почтением и некоторым почти трепетом.
— Конт, мы ради видеть вас…
— Правда? — изумился я. — Я что-то надел задом наперед? Или у меня ширинка расстегнута?.. Леголасэль, вы уж не пугайте так, я все-таки эльф простой, наивный, доверчивый, к дворам не приученный… Мне бы на «ура» и чтоб ломать что-то особо ценное, а еще поджигать страсть как люблю…
Он опасливо отодвинулся.
— Мы ждали вас, конт. Позвольте, проведу.
— Это в каком смысле? — спросил
я с подозрением. — Меня провести легко, я простодушный, но из-за простоты я еще и злопамятный.Он поклонился и отступил в сторону, жестом указывая дорогу.
— Прошу вас.
— Что, — спросил я с недоверием, — в те же покои? Я думал, королева не только не надевает дважды одно и то же платье, но и не ночует в каких-то апартаментах дважды.
Он шел рядом, чопорный и гармоничный, образцово-показательный, весь источающий благостность и великолепность, словно вбирает в себя блеск и величие замка, а затем распространяет вокруг себя, как мощный аромат.
В залах не многолюдно, однако эльфы на этот раз присутствуют, не уходя в незримость, как будто мое первое дежурство в покоях Синтифаэль подняло меня на некую ступень доверия.
Я заметил, как Леголасэль поглядывает с некоторой опаской, вид у него такой, что жаждет что-то брякнуть, но не решается.
— Что? — спросил я на ходу.
Он быстро отвел взгляд, снова посмотрел с той же тревогой в ясном взоре высокорожденного эльфа.
— Вы, конт, в своих заботах не забыли о своих обязанностях?
— Разве такое забудешь, — сказал я. — Восторг!
— Бдить, — сказал он, — бдить!.. Когда-то эльфы были не все цивилизованны в нужной степени, королеву приходилось охранять, понимаете?.. Сейчас это, конечно, дань священной традиции. Мы храним их ревностно, однако…
— Однако?
Он тяжело вздохнул.
— Тот, кто охраняет, как бы делится с королевой присутствием духа, его воли и чистоты стремлений. И даже устремлений, что, как вы понимаете…
— Да, — ответил я, хотя абсолютно не понимаю разницы, — это особенно да, это вы задвинули здорово, внушаить!.. Как бы даже трепет по шкуре. Это кожа такая, когда еще не выделанная, а так, сыромятная. Ну, вам это незнакомо, вы получаете сразу готовую… Да не шкуру, а то, что из шкуры, что уже и не шкура, а кожа…
Его передернуло: как же высокородному эльфу услышать о таких отвратительных вещах, как сыромятная шкура, жуть просто.
— И еще, — напомнил он весомо, — заговаривать не должны ни при каких обстоятельствах!
— Совсем-совсем?
Он повернул голову и посмотрел на меня очень строго.
— Ни при каких, повторяю.
Я сказал простецки:
— А если… заговорю?
— Вы будете покрыты позором!
— Покрыт позором, — повторил я задумчиво. — А как покрыт? Весь?.. Я имею в виду, с головы до ног или как-то не весь?.. Это важно, потому что мы все одни части тела ценим и уважаем больше, чем другие, хотя это и недемократично. Но мы же реалисты?
Он стиснул челюсти так, словно и не эльф, а прямо тролль, невыдержанный какой-то, а еще культура, да еще и древняя, что с традициями…
Остался последний зал, там самые-самые, как понимаю, еще допотопные, в смысле — наиболее древних и потому уважаемых родов, заставших еще рассвет земли и с брезгливым интересом наблюдавших появление дикого человека.
Под сверкающей стеной, что уходит в немыслимую высь, как крохотные кузнечики смотрятся стражи у огромной двери, не сделанной, а сотворенной мастерами, которых больше не встретить на земле, ну это и понятно, в старину все было больше, крупнее, лучше, глыбже, а снег белее.