Рип Винклер - Рождение бога
Шрифт:
– Я запомню. Спасибо за то, что сделали для меня.
– Мы это сделали и для себя тоже.
Они обнялись, император взошел на постамент. Рип, кряхтя, начал забираться внутрь капсулы.
– До свидания, Рип, Эйсай.
– Киото поочередно пожал им руки.
– Мы еще когда-нибудь увидимся?
– Кто знает.
– Рип улыбнулся.
– Однако, если будет скучно, залетай как-нибудь к нам в гости.
– Обязательно.
– Значит, так.
– Человек по имени Каин переминался с ноги на ногу посередине комнаты-кабинета.
– Интересующая
– Не иронизируй, Каин, - сказал голос, - все идет, как должно идти. Ты прекрасно поработал.
ГЛАВА VI
Цветастые драпировки, флаги, вымпелы - все самых невообразимых тканей и красок. На улицах музицируют оркестры и разыгрывают представления передвижные балаганы. Факиры глотают шпаги и смело выстукивают по углям голыми пятками; неисчислимое количество заклинателей, кто дудочкой, кто синтезатором заставляют извиваться своих изящных питомцев. Акробаты и жонглеры, фокусники и дрессировщики, гадалки и карманники... и цветы. Везде, где только можно и нельзя. Моря цветов, океаны цветов, болота... Различные окраски и размеры, редчайшие и встречающиеся на каждом шагу, поодиночке и букетами, перевязанные бечевкой или в корзинах, представляющих сами по себе произведения искусства. Какой же праздник без цветов.
А праздник был. Вернее, есть. Вернее, будет. О-го-го. Всем праздникам праздник. Как?! Вы не слышали?! Вы не знаете?! Это невозможно. Во всяком случае, не на Авиноне и не на еще двух десятках планет, исповедующих культ Ака Майнью.
Впрочем, судя по количеству приезжих, на этих планетах вряд ли кто остался.
Разве старики да дети. И то в толпе то и дело проскальзывала сгорбленная фигурка умудренного, или углубленного, годами человека. Часто губы шептали одно и то же.
– Дожил! Слава тебе, Господи! Уважил! Своими глазами увижу. Теперь и помереть не жалко.
Праздник.
На лицах счастье и веселые улыбки. На телах лучшие одежды, специально ради такого случая загодя припасенные.
Семьями, поодиночке, компаниями от трех и больше.
Праздник.
Создавалось ощущение, что веселящиеся люди справляли свой собственный день рождения. Ибо собрались они и им подобные именно по поводу дня рождения.
– За здоровье Его Святости, многомудрого и многоумного (и еще много всяческих "много"), прекраснейшего из прекрасных, добрейшего среди добрых, сиятельного сына Ака Майнью, мессии Баалина!
– Слава! Слава!
– Вверх вздымаются десятки рук с глиняными кружками. Пенистый напиток выплескивается через края.
– Пусть будет долга жизнь его!
– Пусть! Пусть!
– неслось со второго стола, и вверх поднимались стаканы с чем-то более светлым, но зато более крепким.
– Да продлится вечно царствие его!
– Продлится, продлится.
Обязательно выпьем. За все выпьем. И за здоровье, и за царствие, и за детишек еще не рожденных (за детишек это святое), и даже за упокой. Был бы повод...
А повод, вот так повод, всем поводам повод. И глухой услышит, и слепой увидит.
Мессии, сыну Великого и Могучего (и прочее, прочее) Ака Майнью завтра... "Что вы говорите? Ах, уже час пополуночи, я и не заметил. В таком случае сегодня... А вы, простите, что говорите? Как, как? Сам иди туда! Грубиян! Понаехали, понимаешь! На чем это я? Ах да, так вот сыну Ака Майнью сегодня исполняется ровно двадцать один год".– Ваша Святость. Ваша Святость. Утро, пора вставать.
– Чего тебе?
– Из-под пухового, с изящной вышивкой, одеяла показалась заспанная голова с взлохмаченными черными волосами.
Стоящий у кровати служка невольно покосился на торчащую из-под того же одеяла изящную и, что самое главное, совершенно обнаженную женскую ножку.
Нога дернулась, и задравшееся одеяло обнажило персиковую, идеальной формы ягодицу.
– Ну так чего тебе?
– Голова окончательно высунулась и сонными глазами смотрела на служку.
Тот опомнился.
– Вчера вы просили разбудить вас пораньше. Осмелюсь доложить, уже десятый час, все приготовления идут полным...
– А, да, да.
– К голове поднялись руки, и могучие кулаки принялись усиленно тереть глаза.
– День рождения, как же.
Одеяло пришло в движение, и рядом с головой Баалина показалась более изящная головка. Не менее изящная ручка откинула со лба светло-русую челку. Ножка, несомненно, тоже принадлежала ей.
– В чем дело?
– капризно поинтересовалась прелестница. Одеяло с противоположного края кровати зашевелилось, и из-под него вылезла очередная (третья по счету), на этот раз рыжая, но также изящная головка. Не менее капризным, но более сонным голосом голова внесла свою лепту в утреннюю дискуссию.
– Соленого не найдется?
Младший служка молча стоял и смотрел. Он давно привык к необузданным аппетитам хозяина. В лучшие дни или утра из-под этого одеяла выползало до пяти-шести подобных голов.
Служка даже испытывал некоторую гордость за господина. И хотя всемогущий Ака Майнью в одной из заповедей запрещал прелюбодейство, так разве ж своего сына он имел в виду.
Откинутое могучей рукой одеяло подхваченным ветром листком отлетело в сторону. Растерявшие остатки сна и теперь видимые во всей красе, то есть не только головы, девушки разом взвизгнули и попытались прикрыть узкими ладошками свои несомненные достоинства.
"Ох, не зря Ака Майнью наделил женщин маленькими ладошками". Бог понимал и заботился о таких вот, как служка, простых людях.
Несмотря на крутой нрав хозяина и на опасность нарваться на неприятности, вплоть до самых больших, служка любил свою работу.
Будить Баалина.
Ничуть не смущаясь (впервой, что ли), Баалин поднялся с ложа и босиком прошлепал к столу, где в изящном беспорядке красовались остатки вечернего пиршества.
Хозяин представлял собой высокого статного юношу, обладающего несомненными мужскими достоинствами. Сразу видно - сын бога.
Служка тактично отвел взгляд от обнаженного господина и вовсю вытаращился на торопливо одевающихся его любовниц.
Вернее, не любовниц, а так - девушек на одну ночь, даже имена которых запоминать, да и просто спрашивать совсем не обязательно.
– Вели, чтобы их накормили, дали денег и выпроводили из храма, - не глядя на девушек, кинул Баалин.
– Будет сделано, господин.
– Процедура знакома, почти каждое утро приходится выполнять одно и то же.
Одна из девушек - светловолосая, кинулась к Баалину.