Ристалище

По крутой, закрученной вправо лестнице можно подняться на высоту шестого этажа и, прячась за широкими зубцами, любоваться панорамой огромного города, оставшегося величественным памятником давнему могуществу человеческой расы. А можно метать вниз копья, отбиваясь от незваных гостей.

Двери в Башне отсутствовали. Пауки, не имевшие человеческих привычек, их ремонтировать не стали, а северян мрачное здание, постоянно окруженное облаком вони, не заинтересовало. Справа от входа, в углу под ступеньками лежала груда мусора. Какие-то ветки, камушки, обломки костей. Обычный, никому ненужный хлам. Никто его не трогал, никто им не интересовался. И это было хорошо. Потому, что именно там, в подземных тайниках, в глубоких обширных пещерах хранилось главное сокровище цивилизации Смертоносцев-Повелителей: память.

Убедившись, что тайник не вскрыт, Найл с облегчением вышел на свежий воздух, сладко потянулся и пошел назад во дворец.

* * *

— Кучи кто-то разворовывает, мой господин, — почтительно доложил Тройлек, когда Найл после завтрака с братьями вышел в зал приемов.

Посланник взял за правило проводить в столовой дворца совместные завтраки и ужины для всех двуногих братьев по плоти. В конце концов, все они были равны, и наслаждаться комфортом в одиночку он не хотел. Вышколенная прислуга бывшего переводчика князя с ужасом воспринимала повадки победивших в городе дикарей и очень скоро трапезы выглядели так: слуги накрывали столы, запускали радостных братьев и тут же удалялась прочь. Однако Найл считал, что кровное братство важнее этикета, долгий общий путь ценнее вилок и ложек, и вел себя так же как все. Навести подобную трапезу циничная, но достойная принцесса Мерлью — и она отказалась бы разговаривать со своим другом детства на все оставшиеся полторы тысячи лет своей жизни.

— Кучи хитина кто-то разворовывает, мой господин, — повторил Тройлек.

— Пусть себе разворовывает, — отмахнулся Найл. — Лишь бы не убивал никого.

Смертоносец излучил полное непонимание, и правитель с усмешкой спросил:

— За последние четыре дня было хоть одно нападение демона Света на жука или паука?

— Нет, Посланник.

— Так вот, именно для этого и лежали кучи хитина у подземных выходов. Ясно, представитель «цивилизации»? Они должны находиться там постоянно, даже если земледельцам придется разводить мокриц вместо кроликов. Кстати, первые, по-моему, вкуснее.

— Я позволил себе издать от вашего имени указ о налоге на кухни. Каждый горожанин обязан сдавать килограмм остатков хитиновых панцирей в неделю. Этот налог уже успели назвать налогом на объедки.

— И как?

— Спокойно. Вот если бы вы требовали мясо сдавать… А так — объедки и объедки. Все равно выбрасывать. Жители беспокоятся об обычае новых земель. Вы будете подтверждать его, Посланник, или объявите все своей собственностью?

— Какой еще обычай? — не понял правитель.

— По давнему обычаю, в новых землях спустя три года после их присоединения к империи каждый человек имеет право объявить своей собственность столько земли, сколько он смог засеять, и то жилье, на которое не претендуют другие хозяева.

— То есть, не желаю ли я прогнать переселенцев? — понял Найл. — Пусть живут. Вашими стараниями у меня и так людей почти не осталось.

Нехватка людей стала постоянной головной болью Посланника все последние дни. Из-за безлюдия он не мог дать новых матросов на корабли, не мог восстановить мастерскую по изготовлению воздушных шаров, не мог никого направить работников на вскрытие тайника в Черной Башне. Если раньше на острове детей всегда выращивали нужное количество садоводов, плотников, моряков, гужевых и других людей — можно было придти и получить, то теперь старая система рассыпалась. А как жить по новой системе, Найл пока не понимал.

К тому же, Шабр бесследно исчез в первый же день после освобождения города, Дравиг продолжал осаждать дворец Смертоносца-Повелителя, пойманные в котором воины упрямо не желали сдаваться, а Нефтис при всякой попытке посоветоваться неизбежно отвечала:

— Как вам будет угодно, мой господин.

— Где взять людей, Тройлек? — перебил паука Найл.

— Нанять слуг жуков, — с готовностью ответил смертоносец. — Ваша стражница Сидония при поддержке пауков совершила обход дальних ферм. Тех, где до сих пор сохранились старые хозяйки. Теперь у нас имеется очень большой запас продуктов. А слуги жуков всегда голодны. Они согласятся.

— Нет, Тройлек, работа, которую мне нужно сделать, должна остаться в тайне.

— Заставим выполнить ее пленников, — тут же предложил другой вариант паук. А потом их можно перебить.

— А где их взять?

— Воины скоро сдадутся. Они и так голодают. Покормить их, и пусть работают. Хоть наесться смогут перед смертью.

— Сто человек? — переспросил Найл.

— Я с самого начала понял, что вы не выносите крови, — подвел итог Тройлек. — Как, в таком случае, вы собираетесь править страной?

— А что, разве обязательно кого-нибудь убивать? — удивился Найл. — Неужели нельзя достигать согласия?

— Можно, — согласился паук, — попросите их умереть самих.

— Ты опять?

— А как иначе добиться сохранения тайны?

Найл вздохнул. Разумеется, проще всего было бы сделать все силами братьев по плоти — но привычные к невзгодам, умеющие охотиться и сражаться, братья никогда не держали в руках инструментов. Заставить их вскрывать хорошо заделанный тайник — и сами измучаются, и кирки-лопаты переломают.

— Вам нравится работа наших строителей, Посланник? — неожиданно спросил Тройлек.

— Да, — кивнул Найл, обводя взглядом отремонтированный зал.

— А работа наших гончаров? — паук подбежал к вазе с цветами.

— Нравится.

— А изделия столяров? — смертоносец оказался у трона, который, несмотря на обещания, так и не удосужился убрать.

— Нравятся, нравятся, — кивнул правитель. Что ты хочешь этим сказать?

— Все эти изделия так хороши потому, что мастера великолепно знают свою работу. Вам удалось совершить чудо, Посланник. Из ничего вы смогли создать сильную, слаженную армию. Я видел, как эта армия за считанные часы почти без крови захватила целый город. Она хорошо знает свое дело. Так зачем требовать от нее еще и умения копать?

— Ты говоришь таким тоном, словно теперь нам придется сражаться всю жизнь!

— Разумеется. Вы ведь сами не пожелали смиренно погибнуть в песках. Желающие жить в этом мире обязаны или платить за свое право, или сражаться за него.

— Ты слишком кровожаден, Тройлек.

— Разве? Как раз я смиренно вышел к вам навстречу и предложил себя, свое умение и свой опыт в обмен на разрешение остаться здесь, в этих стенах, на этой земле. А что сделали вы, мой господин? Вы не сдались на милость князя, когда осознали его силу. Вы не предложили свой труд, свои руки, свое знание. Вы ушли в пустыню, и увели с собой тысячи людей и пауков. Не знаю, трудно или легко дался вам этот год, но вы не остались жить там, куда кинула вас судьба. Когда князь ослабил свою хватку, вы пришли назад, и воткнули копье в прежние земли. Вы не пошли путем ремесленника, вы не выбрали мирный труд, платя другим, чтобы те охраняли ваш покой. Вы выбрали путь силы, путь крови. Меня не обмануть, Посланник, я опытный переводчик и тоже отлично знаю свое ремесло. Вы можете сколько угодно рассуждать о доброте и вздыхать над оцарапанным пальцем. Но как только появится настоящая угроза — вы прикажете опустить копья и затопчите тысячи существ, как одну ничтожную букашку.

— Все может быть, — кивнул Найл. — Но я никогда не стану делать этого сам. Я пролью чужую кровь, только защищаясь от настоящей угрозы.

— Мертвым все равно, — философски откликнулся Тройлек.

Этот тезис тоже можно было оспорить, но смертоносец внезапно метнулся к двери, замер. Подскочил обратно и выстрелил коротким сообщением:

— Демон Света напал на дочку медника!

— Где? — не поверил Найл.

— Рядом. У квартала жуков. Произошло нападение опять же на площади вблизи от шестиэтажного дома. Тощая, как камыш, и длинная, как финиковая пальма девчонка выглядела лет на двенадцать. Добиться от нее каких-либо объяснений Найл не стал и пытаться — пострадавшая билась в объятиях родителей истошно воя и захлебываясь от слез. На длинном ситцевом платье тут и там чернели крупные продолговатые подпалины, словно несчастную хлестали горящими прутьями или раскаленной проволокой.