Ритуальные услуги

Окончательно придя в себя, я осмотрелся. Одежда валялась на полу у кровати и находилась в настолько плачевном состоянии, что годилась разве что на половые тряпки, я был девственно гол, зато жив и располагал капиталом в размере ста долларов.

— Ничего, будем жить, — улыбнулся я пенсионному саду, выбрел из комнаты, спустился по шаткому, ревматически постанывающему крылечку во двор.

Ворота ангара распахнуты, бригада байкеров предавалась тем же занятиям, в которых коротала прошлую ночь, то есть лениво лакала пиво, покуривала, вяло перебрасывалась сонными репликами, а единственным деятельным персонажем в этой живописной компании выглядел Майк, сидевший на корточках перед мощным «Уралом» и ковырявшийся в его двигателе. Он покосился, удовлетворенно хмыкнул:

— Все путем.

Явление абсолютно голого человека не произвело на публику абсолютно никакого впечатления, разве что в тусклых глазах Тэ-Жэ, опустившихся к низу моего живота, метнулся промельк какого-то внятного чувства, вытолкнувшего из бледного, чуть распахнувшегося рта острый язычок, — изогнувшись, он медленно облизал верхнюю губу. Одета она была в знакомые мне уже черные кожаные штаны и безразмерную майку явно с чужого плеча, смотревшуюся на ней чем-то вроде ночной рубахи. Приглядевшись к компании, я столкнулся с еще парочкой такого рода характерных взглядов, пытливо осваивавших формы и объемы моего мужского достоинства, — выходит, Тэ-Жэ была не единственной тут представительницей прекрасного пола, чего ночью я как-то не заметил, ибо все обитатели ангара были одинаково косматы, одинаково закованы в черные кожаные доспехи, а запястья большинства из них украшали широкие напульсники.

Я прошел к пивному штабелю, выдернул из ящика бутылку «Невского», сковырнул пробку, сделал хороший глоток и уселся на пол рядом с Майком.

— У меня есть пара проблем.

Он отер руки ветошью, бросил ее на пол, и в его дремучей бороде возникло движение, напоминавшее ласковую ухмылку.

— Всего-то пара?

— Во-первых, неплохо бы немного приодеться… Я еще не вполне созрел для подлинного нудизма.

— Это как раз не проблема.

Майк с поразительным для его портосовской комплекции проворством поднялся, распахнул дверку обшарпанного платяного шкафа, стоявшего в дальнем углу ангара рядом с верстаком, покопался в его темных глубинах и вернулся с грудой каких-то темных одеяний, из которой я извлек вполне сносные джинсы и короткую Джинсовую куртку, в широкой спине которой расправлял могучие крыла с филигранной тщательностью вытканный золотистыми нитями орел, хищно косящийся на меня налитым кровью глазом, в зеницу его был впаян напоминающий рубин камешек. Последними из груды я извлек высокие черные ботинки из грубой кожи сорок пятого размера — они оказались впору.

Джинсы уселись на бедрах плотно, как вторая кожа. Куртка тоже сидела прилично.

Экипировавшись, я повертелся перед Майком и поймал на себе взгляд Тэ-Жэ. Она слабо улыбнулась, соскользнула с тарного ящика, на котором сидела, подошла и, сложив крестом тонкие руки, ухватила подол своего бесформенного шлафрока, потянула его наверх, медленно открывая моему взгляду плоский живот, тугие изгибы реберных дуг, маленькие, остро торчащие груди и уютные лунки подмышек. Ее клоунская шевелюра хлынула наверх, увлекаемая вырезом майки, а потом мягко осыпалась, приняв первозданную форму косматого шара.

— Как тебя зовут? — спросил я, принимая от нее майку.

— Ты же знаешь.

— Нет.

Она помолчала, закусив губу с таким видом, будто мучительно продиралась сквозь буреломы памяти в поисках своего давно забытого имени, потом вдруг потупилась, и на ее щеках вспух бледный румянец.

— Тоня, — тихо выдохнула она.

— Спасибо, Тоня. — Я наклонился и прикоснулся губами к уютной впадинке меж ее маленьких грудей.

Она погладила меня по плечу.

От ее тела исходил терпкий запах пота и еще какие-то смутные, но настолько естественные, без намека на фальшь косметики, туалетного мыла или парфюмерии, глубоко природные ароматы, что я почувствовал легкое головокружение.

— Оставайся, если хочешь, — прожурчал надо мной ее дискант.

Ощущая губами жесткое ядрышко какой-то выпирающей между ее мягкими грудями косточки, я подумал о том, как это было бы, наверное, здорово: жить в волчьем логове байкеров, лакать пиво и от души иметь все, что шевелится, согласно тому списку, который очертил когда-то Майк, собираясь на гражданку. Усилием воли отогнал от себя эти навевающие сладкую грусть мысли.

— Спасибо, Тоня, — повторил я, выпрямляясь.

— А вторая проблема? — спросил Майк.

— Мне нужны колеса.

С минуту он размышлял, почесывая бороду, потом махнул рукой и опустил свою медвежью лапу на бак «Урала».

— Подойдет?

— Конечно.

— Он старый, конечно, конь, но в хорошем состоянии. Такой конь борозды не испортит. — Майк почесал всклокоченную бороду и двинулся к выходу. — Сейчас доверенность тебе сварганим. Мало ли. К нам как раз Аркаша наведался, друг пионерского детства. Он выбился в люди и теперь работает в нотариальной конторе.

Аркаша оказался бледнолицым молодым человеком, чей образцово-показательный еврейский нос украшали изящные очки с полуовальными стеклами, позволяющими глядеть поверх оправы. В алюминиевом его кейсе хранился набор необходимых нотариальных причиндалов, включая бланки и печати, и спустя минут десять доверенность покоилась в кармане моей куртки.

Я оседлал «Урал», запустил двигатель.

— Есть еще одна проблема, — усмехнулся Майк, проходя к стене и сдергивая с нее тусклое блюдце запыленного зеркала.

Заглянув в зеркало, я недоуменно отшатнулся. Макушку мою украшала тщательно выстриженная тонзура, виски были выбриты, и в целом я походил на монаха-францисканца.

— Я подумал, у тебя башка разбита, — пояснил Майк. — Все волосы на макушке в крови. Вот я немного и состриг — мало ли, думал, может, швы придется накладывать. Оказалось, ерунда, просто ссадины. И на виске тоже.

Я живо представил себе, как выглядел только что, возникнув на пороге гаража в чем мать родила, да плюс к тому со столь замысловатой прической, и порадовался за байкеров, чью монументальную невозмутимость вряд ли покачнуло бы даже явление в ангаре самого Иисуса Христа.

В лучшем случае Мессии предложили бы выпить «Невского».

— В целом внешность импозантная, — пожал я плечами. — На любом клубном междусобойчике, где собирается бомонд и деятели отечественной культуры, я выглядел бы своим в доску.

— Ой, не думаю, — задумчиво пробасил Майк. — Чтоб стать в этой шобле своим, надо быть педиком. А ты на него не похож.

— И жаль, — грустно заметил я. — Все гомики, которых я знал, в общем, хорошие ребята. Тихие, интеллигентные, начитанные, доброжелательные. Следят за своей внешностью. Не пьют, как лошади. Не матерятся, как сапожники. Не дерутся топорами в ходе семейных разборок за вечерней стопкой. Ты представляешь, если бы все мужское население нашей страны вдруг стало геями?

В темных глазах Майка всплыло смешанное выражение сомнения, ужаса и тоски.

— Нет, ты только подумай! — продолжал развивать я вдруг увлекшую меня тему. — Если б вдруг такое случилось, то мы бы завтра проснулись не здесь, а в какой-нибудь чистенькой и уютной Голландии, где все друг дружке улыбаются, шаркают ножкой и при встрече приседают в книксен.

— Да мне и тут пока неплохо, — тряхнул косматой башкой Майк, проходя к верстаку и доставая с укрепленной над ним полки опасную бритву с желтоватой костяной ручкой. — Давай слезай с коня, я приведу тебя в порядок.