Робин
Шрифт:
— Я их видел только один раз, когда они мыли лестницу. Чтобы им не мешать и не идти по мокрому, я сел на перила и съехал вниз. Я ни одной из них ничего не сказал и не дразнил Эмму. Не знаю, почему они на меня наговаривают. Наверное, такие же злые склочницы, как Ры…
Я едва не проговорился, но удержал срывающуюся с языка кличку, которую я дал мисс Агнес. Кто знает, как воспримет её мистер Эдвард?
— У меня нет доказательств ни твоей вины, ни твоей невиновности. Считай, что я тебе поверил, но постарайся, чтобы я не изменил о тебе мнения.
— Ладно, — согласился я, понимая, что это будет трудно сделать из-за объединённых усилий Рыжей, миссис Джонсон и миссис Тишер меня опорочить.
Заручившись моим обещанием вести себя хорошо, он меня не отпустил,
— Я ещё не научился читать, но обязательно научусь, — сказал я как можно убедительнее.
— Я это уже понял, — с улыбкой ответил мистер Эдвард. — А раньше ты никогда не пробовал учиться читать?
Улыбка у него была немного печальной.
— Мой отец был неграмотным, — ответил я, умолчав об особенностях общения с ним трезвым и пьяным, потому что будь он даже образованнейшим человеком, трезвой доброты его хватило бы ненадолго, а когда он был пьян, то не только заниматься с ним, но даже показываться ему на глаза было опасно.
Мне так и не удалось вернуться к отцу, а за обедом в присутствии свидетелей он, конечно, не мог рассказать мне о своей беде. А ведь он хотел, чтобы я ему помог, и, кто знает, может быть, только мне он мог довериться и только на мою помощь рассчитывать. Я был убеждён, что, когда все встанут из-за стола, мистер Эдвард скажет, что ему надо поговорить с братом или каким-то иным путём помешает ему остаться со мной наедине, и оказался прав.
Заботы отца занимали немалую долю моего внимания, но со стыдом признаюсь, что их сильно затмевал ожидающийся приезд гостей, и, чтобы не томиться понапрасну в доме, я пошёл во двор. После утреннего заступничества мистера Брауна, мне очень не хотелось идти мимо кухни, и я даже заколебался, не выбрать ли мне на этот раз главный вход, но пересилил себя, сочтя свою слабость непозволительной. Если дать себе поблажку раз, то потом не решишься и носа высунуть из-за двери своей комнаты, чтобы не встретиться с кем-то из женщин, включая непредсказуемую в своих симпатиях леди Кэтрин. Я решительно пошёл по коридору и через открытую дверь кухни встретил полные ненависти взгляды кухарки и миссис Тишер. Оказывается, эта приходящая уборщица засела в кухне и в тёплой компании миссис Джонсон перемывала косточки своим ближним.
Я не стал реагировать на их воркотню и гордо прошествовал дальше, благополучно, но с замиранием сердца миновав Эмму, бродящую по коридору с таинственным видом, временами хитро посмеиваясь и пожимая плечами. Она представляла гнетущее зрелище, но мне было важно не обратить на себя её внимания, чтобы мистеру Эдварду опять обо мне что-нибудь не наговорили. Он с самого начала был настроен против моего появления в его доме, так что лучше его не сердить. Я, конечно, самостоятельный человек, могу сам о себе позаботиться и из любой переделки выйду победителем, но, когда он отвёл меня в библиотеку и я гадал, не хочет ли он меня выгнать, мне было очень горько и тревожно. Я даже почувствовал беспомощность, словно я маменькин сынок, с рождения окружённый заботой и выброшенный вдруг в незнакомый враждебный мир. Я ощутил парализующий ужас перед Громилой и неуверенность в выполнимости моего плана путешествовать по городам. В самом деле, куда я пойду? Где я найду приют на ночь? Где укроюсь в дождь или мороз? Так ли уж легко обчищать карманы людей в других местах, как у нас? Как примут меня на своей территории местные отверженные? Не попаду ли я в руки негодяев похуже Громилы? Там я буду совсем один, без друзей и знакомых, без незаметной, но незаменимой поддержки миссис Хадсон. Ах, миссис Хадсон! Оказывается, я любил эту глупую женщину больше, чем думал, и часто с грустью вспоминал о ней.
Непреодолимая сила потянула меня к двери в подвал, но она, конечно, была заперта. Я приложил ухо к
замочной скважине и прислушался. Сначала было тихо, потом я уловил внутри какое-то лёгкое движение, шорох…— Робин, — окликнули меня сзади.
Я вздрогнул и обернулся. На меня с укором глядел мистер Вениамин.
— Какую я сделал ошибку, что рассказал тебе о случившемся! — с горечью проговорил он. — Но я-то думал, что ты умный и добрый мальчик, и не обратить мои слова во зло, а теперь вижу, что заблуждался. Ты будешь выспрашивать подробности и высматривать, как бы пробраться на место трагедии, пока тебя не увидят мистер Эдвард, мистер Белл или леди Кэтрин и не испытают боль от твоего любопытства. Для них и всех нас произошло несчастье, а ты, глупый и жестокий мальчик, хочешь обратить смерть дорогих нам людей в игру.
Мне стало жарко от стыда.
— Простите меня, я не хотел никого обидеть. Просто мне снились всякие ужасы, вот я и подумал, что здесь водятся привидения. И точно, там что-то есть. Прислушайтесь!
Старик отвернулся и молча ушёл, а я почувствовал себя скверно. По собственной вине я лишился дружбы хорошего человека, и неизвестно, простит ли мистер Вениамин моё любопытство. Я сел на ступеньку, размышляя, как исправить положение.
— Что ты здесь делаешь, Робин? — спросил неожиданно появившийся дворецкий.
— Сижу, — ответил я.
Мистер Браун подозрительно посмотрел на меня.
— Я слышал, о чём вы говорили с садовником. У мистера Вениамина, к сожалению, очень длинный язык. Ему не следовало рассказывать о трагедии, но она так близко его касается, что он не может удержаться, чтобы не заговорить о прошлом. Но, раз уж бедный старик проговорился, делать нечего, а ты должен пообещать ни словом, ни намёком не показывать, что тебе известно о случившемся, иначе ты огорчишь хозяев и подведёшь мистера Вениамина. Никогда больше не подходи к этой двери и не пытайся открыть дверь в комнаты Салли Грегори. А о каких привидениях ты говорил? Тебе что-то приснилось?
— Да нет, — смутился я. — Ерунда.
— Но эта ерунда привела тебя сюда, к подвалу, — возразил он. — Наверное, сон был очень неприятный, если заставил тебя придти.
У него были очень внимательные серые глаза, а манера говорить благожелательная и располагающая к откровенности.
— Мне приснились чёрный человек без лица и раздавленная кукла.
— Странный сон и, наверное, страшный. А что значит "без лица"?
— Он стоял у окна, и был виден только силуэт.
— Что же он делал?
— Шёл ко мне.
— А потом?
— Всё.
— А кукла? Почему она была раздавлена? Её раздавил ты или чёрный человек?
— Не знаю. Она лежала в крови, и кто-то на неё наступил.
— В крови? — удивился мистер Браун. — Мальчик мой, тебе приснился очень странный и неприятный сон. Это неудивительно, ведь ты услышал про убийство, но ты должен прогнать все нехорошие мысли и страхи, ведь трагедия произошла очень давно, шесть лет назад. Забудь обо всём, что рассказал тебе мистер Вениамин, и не тревожься понапрасну. Тебе ничего не угрожает и не может угрожать, так что успокойся. Или, может, ты часто видишь ужасы без всякой причины?
— Бывает.
— Наверное, ты видел подобное и наяву?
— Не часто, но видел.
Кажется, дворецкий не поверил моему мрачному хвастовству, но не высказал своих сомнений и даже сделал вид, что уважает мой опыт в таких явлениях.
— А мы столкнулись с убийством только один раз, — горестно признался он, — и до сих пор не оправились от потрясения, поэтому никому в этом доме не напоминай о нём, не останавливайся около дверей в подвал и в комнаты Салли Грегори и не рассказывай о своих страшных снах, потому что даже они могут навеять мысли о нашей утрате… Однако странно, что тебя мучают кошмары. Когда я увидел тебя в первый раз, я решил, что у тебя очень крепкие нервы и пустые беспричинные страхи, которые присущи большинству детей твоего возраста, тебе незнакомы. Прости, если огорчил тебя, ведь я хотел лишь сказать, что ты, кажется, хороший мальчик и не будешь доставлять всем нам лишнее горе напоминанием о смерти тех, кого мы любили.