Род на краю империи

А затем шагнул ко мне, наклонился и крепко обнял. От неожиданности я притянул паренька к себе и ткнулся головой в мокрую шевелюру.

— Ну-ну, — выдавил я.

Мы часто подначивали друг друга, играли в нерадивого ребёнка и злого воспитателя, но это всё показное. Как-то само собой получилось, что Федя стал частью моей семьи. Не по крови, а по духу. Потому что о какой крови можно говорить, если я сам занимаю чужое тело?

Толстяк уселся в соседний шезлонг и задал щекотливый вопрос:

— А если у тебя появятся свои дети? В будущем? Что делать будешь?

— Напишу завещание, — отмахнулся я. — Всем достанется в равных долях, без всей этой аристократической хрени со старшинством.

— Справедливо, — кивнул мальчишка.

И он действительно так считал.

Я в очередной раз убедился, что жизнь со мной сделала оружейника взрослым не по годам. А может, он всегда и был таким — смышлёным, тоскующим по нормальной семье, хорошо понимающим «политику партии». И своим в доску, чего греха таить.

Мы сдружились.

И готовы были стоять друг за друга горой в любых обстоятельствах.

— Вот что, — мальчишка приподнялся на одном локте и посмотрел на меня сквозь очки. — У меня за время нашего сотрудничества куча бабла скопилась, так почему бы не передать его Роду? То есть, тебе.

— Не надо, — качаю головой. — Я усыновил тебя не за этим. Деньги твои по праву.

— Сергей, я не знаю, что с ними делать. Я, между прочим, ребёнок! Играть хочу, смотреть телек, купаться в море, кружиться на каруселях. Фигурки супергероев хочу собирать. Или марки. А ты всё укрепляешь, организуешь нам защиту. Вот и распоряжайся.

— Федя…

— Я уже решил. Будешь мне выдавать на карманные расходы, как добрый папочка. Дарить подарки. Водить в кино и покупать мороженое. Ведь будешь?

— Куда ж я денусь.

— Ну, вот, — толстяк остался доволен собой. — Мы одна семья. Нечего жадничать.

Потрясённо молчу.

Я специально прописал в свидетельстве право на автономное распоряжение активами и другими материальными ценностями, чтобы толстяк был хозяином своей жизни. Собственно, законы империи предусматривали финансовую независимость малолетних одарённых с жетонами. Феде не требовался опекун или управляющий, чтобы вбухивать сбережения в любой проект по собственному усмотрению. Но он выбрал меня. А я — его.

Оружейник протянул пухлую руку.

И я с гордостью её пожал.

— А чем это вы занимаетесь? — на террасу вышла Джан. В красивом и довольно откровенному купальнике. — Разрабатываете план порабощения мира?

— Почти, — хмыкнул я. — Разреши представить тебе барона Иванова.

— Фи. Мы давно знакомы.

— Я говорю о Фёдоре Иванове.

Джан сообразила быстро. Кинула беглый взгляд на документы и… Я увидел, как на лице девушки недоумение сменяется восхищением.

— Серёжа, ты молодец. Всё правильно сделал.

— А то, — я потянулся, встал с шезлонга и, разбежавшись, плюхнулся в бассейн под возмущённые крики Джан. Окунулся с головой, вынырнул, доплыл до противоположного бортика и положил локти на горячий кафель.

В спину донеслось:

— У меня тоже хорошие новости, если что.

— Правда? — я обернулся.

— Насколько мне известно, ты инвестируешь в авиастроение, — сказала Джан, многозначительно улыбаясь.

— Мой управляющий порекомендовал, — признался я. — А так, я особо не заморачиваюсь, что они там делают.

— И новости имперские не смотришь, — девушка присела на край бассейна и погрузила ноги в прохладную воду. — И газеты не читаешь.

— Зачем голову забивать? Каждый день что-то происходит.

За две тысячи лет я насмотрелся на всякое. Раньше новости передавали друг другу странники, торговцы и мореплаватели. Ты жил в каком-нибудь городе, затерянном в горах, и понятия не имел, что происходит вокруг. Потом начали появляться масс-медиа, телевизор, Интернет. И новостей стало слишком много. События подавались с разных ракурсов, намеренно искажались или придумывались, так что я перестал за всем этим следить.

— В общем, европейцы запустили экспериментальный пассажирский самолёт. Не дирижабль, а полноценный самолёт с крыльями, большим салоном и высокими скоростными характеристиками.

— И?

— До серийного производства далеко, но акции «Аэронавтики» резко пошли в рост на всех биржах. Взрывной рост, понимаешь? А вслед за «Аэронавтикой» позеленели и другие концерны.

— Круть, — я подплыл к забытому Федей матрасу, упёр в него локти и посмотрел на морфистку. — Хочешь сказать, я разбогател?

— Если котировки не рухнут.

— А с чего бы им рухнуть?

— Мало ли, — Джан хихикнула. — Развалится самолёт, «медведи» начнут прижимать курс, чтобы закупиться. Но Ганза справится, я уверена. Там не дураки сидят.

— Папочка! — встрял Федя. — Раз у тебя много денег, купишь мне велосипед?

— Куплю, — заверил я. — Если будешь на нём ездить.

— А ты умеешь? — заинтересовалась Джан.

Федя почесал оба своих подбородка:

— Раньше умел. А такое не забывается.

Солнце начало припекать пуще прежнего, и я в очередной раз задумался о приобретении панамы. Или кепки какой-нибудь. Бейсболки мне не нравятся, а вот шестиклинки — самое оно. В летнем варианте.

Двери на террасу раздвинулись, пропуская Ламару.

— Ваше благородие, — обратилась ко мне горничная. — Господин Лютый и господин Кайя просили передать, что КПП пересекли новые кандидаты в родовую гвардию. Вы спуститесь?

Качаю головой:

— Я полностью доверяю Хасану и Паше. Так и скажи, пусть проведут собеседование.

Как приятно делегировать свои обязанности!

Люди работают, а ты в бассейне.

Глава 30

Если бы кто-то увидел нашу компанию со стороны, то пришёл бы к выводу, что надо вызывать санитаров. Белобрысый подросток, упитанный паренёк лет девяти и крепкая женщина, по виду за тридцать, в полувоенной светло-бежевой форме. Все в креслах, с остекленевшими глазами. Не разговаривают, не шевелятся, ничего не делают.

Почти ничего.

Федя управляет проекцией, Ольга считывает его мыслеобразы и перебрасывает мне, а я наблюдаю за происходящим с небольшой задержкой.