Родео для прекрасных дам

— Ох, не полагается, конечно, при моем-то положении, — Светлана Петровна снова горько покачала головой. — Но поймите, дома такая тоска. И потом, это не эстрада. Не эти оголтелые пляски и притопывания. Это был вечер старинного русского романса. Горе мое со мной было, но там, на людях, все как-то легче.

— А насчет того, что Нателла, вернувшись, мужа ночью не искала, — Зинаида Александровна смущенно кашлянула. — Видите ли, потому-то я и затеяла этот поход в концерт… Нателла все последние дни была в крайне подавленном состоянии. Дело в том, что…

Но тут ее прервали. В кабинет без стука заглянул помощник дежурного — уже знакомый Кате молодой лейтенант.

— Марьяна Иванна, там, в изоляторе, за вами некий Папин до сих пор числится, — сообщил он громко и недовольно. — Так его ж в суд сегодня оформлять надо, срок продлять.

— Он за дежурным следователем числится, — отрезала Марьяна.

— За каким там дежурным? За вами.

— Закройте дверь.

— Чего закройте? Идите давайте, разбирайтесь — с дежурным там или не с дежурным, — вспылил лейтенант. — А то Тимофей Трофимыч грозился — выпустит этого Папина… Мамина, и вся недолга.

— Черт! Сами, что ли, не можете с дежурным следователем решить? — разозлилась Марьяна. — Сколько раз я просила исправить в журнале, что Папин не за мной числится!

— Не знаю, я не слыхал. Вы мне такого никогда не говорили, — напыжился лейтенант.

— Ухом надо слушать, а не другим местом, — Марьяна положила ручку, кивнула Кате — останься тут, торопливо извинилась и, оттолкнув с дороги лейтенанта, отправилась в изолятор разбираться с задержанным.

Лейтенант не последовал за ней. Как старой знакомой фамильярно подмигнул Кате:

— Ну, видали? Помчалась наша Мегера Иванна. Сейчас с Трофимыча пять шкур спустит, если его недосмотр, — он хихикнул. — Во характер, а? Это не женщина, тайфун. За это самое, за характер, ее и муж-то бросил. Между прочим, у нас работал раньше, в автоинспекции.

Он снова глуповато хихикнул и нырнул за дверь. В кабинете стало тихо.

— Да, — Зинаида Александровна покачала головой, — тоже работа у вас — не позавидуешь. И такие вот коллеги… А что, у следователя Киселевой — личная драма?

Катя молчала. Ей хотелось догнать лейтенанта — жаль, юркий был, верткий.

— Вот-вот, так и бывает, — Зинаида Александровна кивнула. — Но она же такая молодая, цветущая… И что, и дети остались?

— Девочка. Маленькая, — сухо ответила Катя, потому что молчать далее было неудобно. — Как это печально, — Зинаида Александровна смотрела на зарешеченное окно кабинета. — И как это несправедливо.

Марьяна вернулась. Это произошло даже быстрее, чем Катя ожидала. Щеки ее пылали. Видно, разговор в изоляторе был бурным.

— Извините, пожалуйста, — она села на место, — сейчас мы продолжим.

— У вас вид очень усталый, — заметила Светлана Петровна сочувственно. — Ах, какая же у вас неженская работа.

— Мы говорили о Нателле Георгиевне, о ее душевном состоянии, — Марьяна собралась.

— Неловко и больно сейчас всего этого касаться. Смерть все искупает. — Зинаида Александровна вздохнула: — Но и молчать трудно. Последние дни для их семьи были тяжелыми днями. Нателла сказала нам, что муж объявил ей, что уходит от нее к другой женщине. Она очень тяжело это переживала. Ну я и решила, что будет лучше, если она хоть на короткое время отвлечется, пойдет с нами на концерт… Он ведь, Орест, последние ночи — она сама нам говорила — дома не ночевал. Демонстративно. Так что где уж ей, бедной, было разыскивать его.

— Вы случайно не знаете, кто была эта его любовница? — спросила Марьяна.

Катя смотрела на Светлану Петровну. Лицо ее осталось бесстрастным, только немного побледнело. В принципе вопрос был адресован не ей. Но ответила она:

— Понятия не имеем.

Катя почувствовала в ее словах фальшь. «Про Усольского и свою дочь она знает, — подумала она, — знает».

— У вас случайно билетов на тот концерт не сохранилось? — спросила Марьяна. Она тоже почувствовала это странное напряжение, повисшее в кабинете после вопроса про «любовницу».

— Вы что, нам не верите? — с укором спросила Зинаида Александровна.

— Да что вы! А во сколько, вы говорили, закончился концерт?

— Я ничего вам пока не говорила. Закончился он в десять вечера.

— В начале одиннадцатого, — поправила Светлана Петровна. — Там аплодисменты долго не стихали, просили петь на бис. Мы поймали такси на Тверской и поехали по домам.

— Одно такси на троих?

— Конечно, надо было три? Сначала вон Зину отвезли, потом мы с Наташей поехали в деревню нашу, за город.

Пока Светлана Петровна это говорила, Зинаида Александровна рылась в своей сумке.

— Вот билеты, пожалуйста. Оказывается, я их не выбросила, — она выложила на стол перед Марьяной три билета в Концертный зал Чайковского. Корешки их были оторваны.

— Я их приобщу к делу, — сказала Марьяна.

— А зачем? — с недоумением спросила Светлана Петровна. — Что-то я не очень вас понимаю.

— Для формальности, — Марьяна сухо улыбнулась. — И последний вопрос, чтобы вас не задерживать. Светлана Петровна, нами установлено, что вчера вы разговаривали с потерпевшим Усольским по телефону.

— С Орестом?

— Да, с Орестом Григорьевичем. Вы звонили ему? Светлана Петровна глянула на свою подругу.

— Да, я ему звонила.

— По какому вопросу?

— Он до этого звонил мне домой по поводу документов. Там надо было подписать документы — это касается фирмы… Там ведь мне компенсация полагается, — Светлана Петровна снова как-то растерянно глянула на Зинаиду Александровну. — Но он меня дома не застал. Мне домработница моя передала. Ну я ему и перезвонила.

— А когда вы перезвонили? Во сколько это было?

— Ой, я не помню — вчера. Во второй половине дня. Ну да, мы на концерт собирались, — голос Светланы Петровны обрел уверенность. — Ну я и подумала — он позвонит, снова меня не застанет. А у него время на вес золота, он деловой человек. И я ему позвонила — часов так… без чего-то там шесть.

— И что он вам сказал?

— Ну, так, общие слова. Оказалось, ничего срочного. Он находился в офисе и был чем-то занят. Ему было не до меня. Он сказал, что вопрос с фирмой решится на днях. И он с юристами приедет ко мне все обсудить.