Роковая восьмерка
Шрифт:
— Будь ты годков на двадцать моложе, ты все еще была бы на годков двадцать старше, — встрял папаша.
Валери на кухне помогала матушке печь хрустящие кексы. Я налила стакан молока, взяла кекс и села за стол.
— Как прошел рабочий день? — спросила я Валери.
— Меня не уволили.
— Отлично. Не успеешь опомниться, как он позовет тебя замуж.
— Ты так думаешь?
Я искоса посмотрела на нее:
— Я пошутила.
— Все может случиться, — сказала Валери, посыпая цветными горошинками кексики.
— Валери, не стоит выскакивать замуж за первого встречного.
— Нет, стоит.
— Подумываю тут приобрести компьютер, говорят, можно заняться киберсексом, — заявила Бабуля. — Кто-нибудь знает, что это такое?
— Ты входишь в чат, — пояснила Валери. — И встречаешься с кем-нибудь. А потом вы начинаете печать друг другу грязные предложения.
— Звучит весело, — понравилось Бабуле. — А когда происходит секс?
— В некотором роде, выполнение секса берешь на себя.
— Я знала, что слишком хорошо, чтобы быть правдой, — разочаровалась Бабуля. — Вот так всегда.
Наутро я оказалась последней в очереди в ванную и начала склоняться к точке зрения Валери. Если встанет выбор жить с моим родителями, выйти за Джека Потрошителя или вернуться домой ко вшам смерти, то Джек Потрошитель куда предпочтительней. Ладно, может, не Джек Потрошитель, но определенно Дуга Тупицу можно вынести.
Я облачилась в свой обычный комплект из джинсов, ботинок и трикотажной рубашки. Волосы уложила кудрями, а на ресницы нанесла толстый слой туши. Всю свою сознательную жизнь я прячусь под тушью. А когда по-настоящему боюсь, то добавляю подводку. Сегодня был день подводки. Выводим тяжелую артиллерию, верно? Морелли уже позвонил мне и сообщил, что желтую ленту сняли. Он заставил «чистильщиков» пройтись по квартире, где только можно, с самым концентрированным «Клороксом». И считал, что закончат там к полудню. Мне-то что, пусть хоть к ноябрю заканчивают.
Я сидела в кухне, допивая последнюю чашку кофе перед началом дня, как с черного хода появилась Мейбл:
— Я просто получила весточку от Эвелин. Она позвонила и сказала, что все хорошо. Остановилась у подруги, говорит, чтобы я не беспокоилась. — Мейбл приложила ладоньк сердцу. — Мне сразу полегчало. И мне гораздо лучше, когда я узнала, что ты ищешь Эвелин. Сразу успокоилась при этой мысли. Спасибо тебе.
— Эвелин упоминала, когда вернется домой?
— Нет. Хотя сказала, что не вернется к похоронам Стивена. Полагаю, ей тяжело их вынести.
— Так она сказала, где сейчас? Упоминала имя подруги?
— Нет. Эвелин спешила. Похоже, звонила из магазина или ресторана. Там на заднем плане было слишком шумно.
— Если она снова позвонит, скажите, что я хочу поговорить с ней.
— Теперь все неприятности уладились, правда? Ведь Стивена больше нет, кажется, все будет в порядке?
— Мне хотелось бы поговорить с ней о ее владельце дома.
— Ты хочешь снять квартиру?
— Может быть.
Что правда, то правда.
Зазвонил телефон и к нему ринулась Бабуля.
— Это тебя, — сказала она, протягивая трубку. — Валери.
— Мне нужна помощь, — заявила Валери. — Быстро приезжай сюда. — И повесила трубку.
— Я поехала, — сообщила я. — У Валери какие-то проблемы.
— Она была такой умницей, — вспомнила Бабуля. —
А потом уехала в эту Калифорнию. Наверно, все это калифорнийское солнце высушило ее мозги и превратило в кишмиш.«И что там приключилось и насколько плохо?» — думала я. Еще суп на компьютере? Что могло бы расстроить Клауна? Файлов потерянных у него быть не может, поскольку клиенты отсутствуют.
Я въехала на стоянку и припарковалась носом перед конторой Клауна. Заглянула в высокие окна и не увидела Валери. Вышла из машины, и тут из прачечной выбежала сестрица.
— Сюда, — позвала она. — Он в «Лондромете».
— Кто?
— Альберт!
Напротив сушильных агрегатов выстроились в ряд изумрудные пластиковые стулья. Рядышком на стульях сидели две старушенции, куря и глазея на Валери. И все мотая на ус. Больше никого в зале не было.
— Где? — спросила я. — Я его не вижу.
Валери всхлипнула и показала на большую промышленную сушилку:
— Он там.
Я пригляделась поближе. И вправду. Альберт Клаун был в сушилке. Он весь скрючился, а его зад торчал в стеклянной круглой дверце, словно Винни Пух из норы кролика.
— Он жив? — спросила я.
— Да! Конечно, он жив. — Валери подкралась и постучала в дверцу. — Во всяком случае, ядумаю,что он жив.
— Что он там делает?
— Вот та леди в синем свитере решила, что она потеряла обручальное кольцо в сушилке. Заявила, что его заклинило внутри барабана. Вот Альберт и полез его достать. И как-то захлопнулась дверца, и мы не смогли ее открыть.
— Боже. Почему вы не вызвали пожарную или полицию?
В барабане что-то заворочалось и от Клауна раздались какие-то приглушенные звуки. Что-то похожее на «нет, нет, нет».
— По-моему, он смутится, — заметила Валери. — То есть… как это выглядит со стороны? Вдруг кто сфотографирует и пошлет в газеты? Никто больше его не наймет, и я останусь без работы.
— Его и сейчас никто не нанимает, — напомнила я. И потрогала кнопки. Посмотрела на защелку и сказала: — Я в этом деле круглый ноль.
— Что-то с этой сушилкой не так, — сказала леди в синем свитере. — Всегда заедает, вроде как сейчас. Замок неисправен. Я писала жалобу на прошлой неделе, но никто и за ухом не почесал. Торговый автомат с порошком тоже не работает.
— Я думаю, нам действительно нужна помощь, — обратилась я к Валери. — Наверно, нужно вызвать полицию.
В сушилке раздалась яростная возня и еще звуки «нет, нет, нет». А потом как-будто кто-то там пукнул.
Мы с Валери невольно отступили на шаг.
— По-моему, он нервничает, — сказала Валери.
Наверно, изнутри можно было как-то открыть дверцу, но Клауна заклинило, и он не мог повернуться лицом к замку.
Я пошарила в сумке и нашла какую-то мелочь. Кинула четвертак в щель, установила самую низкую температуру и запустила сушилку.
Бормотание Клауна перешло в крики, и помотало его немного, но в основном, он удержался в одном положении. Через пять минут сушилка остановилась. За четвертак в наши дни много не получишь.
Дверца, как ни в чем ни бывало, открылась, мы с Валери вытащили Клауна и поставили на ноги. Волосы на его голове встали пушком. Вроде как у птенца дрозда. Он был такой тепленький и вкусно пах свежей глажкой. Лицо раскраснелось, а глаза остекленели.