Романов. Том 9

— Итак, я надеюсь, твой отец передал тебе что-нибудь для меня? — сложив руки на столешнице в замок, спросил Михаил II.

— Да, государь, — кивнул Иван Михайлович. — Он велел сказать, что всего лишь исполнил свой долг твоего верного подданного. Ты велел Невскому жить до первой ошибки, и великий князь сообщил тебе о ней, как только Емельян Сергеевич ее совершил. Понимая, что своими действиями мог нанести сопутствующий ущерб, великий князь предлагает в качестве расплаты контрольный пакет акций нашего семейного завода микроэлектроники.

Царь усмехнулся.

— Что ж, Ваня, можешь передать своему отцу, что с завтрашнего дня он должен освободить место губернатора. А твой брат, увы, покинет пост министра иностранных дел, — объявил государь равнодушным тоном. — Отныне семья Соколовых не имеет права занимать государственные должности, также лишается всех привилегий великих князей и больше не имеет права титуловаться «великими». Сегодня в полночь род Соколовых становится князьями Соколовыми. Я оставляю вам на кормление Выборг, но все остальные земли отойдут моим верным людям, которые не наносят ущерба безопасности Русского царства, а укрепляют его. А также на следующие два года роду Соколовых запрещается вести дела в столице — как лично, так и через свои компании. В течение следующего месяца все представительства Соколовых должны быть свернуты или будут поглощены государством. Это понятно?

Иван Михайлович сглотнул.

Это был крах.

— Да, государь, я все передам, — поклонился великий княжич.

— Отлично, — кивнул Михаил II. — Теперь поговорим о тебе лично. Так как ты невиновен в том, что пробирку с тобой выкрали, наказывать тебя за это не имеет никакого смысла. Да и не по-христиански это, собственных детей убивать. Поэтому я предлагаю тебе, Ваня, перейти в род Милославских.

Иван Михайлович вздрогнул от удивления.

— Создашь свою маленькую семью в нашем роду, начнешь не с чистого листа — я тебе все условия обеспечу. Никаких требований к тебе не будет, кроме соблюдения законов Русского царства, — озвучил свое предложение до конца монарх, внимательно глядя на собеседника.

— А как же я брошу свою семью, государь? — спросил он потрясенным голосом. — Теперь, когда ты изгоняешь Соколовых из столицы, лишаешь их привилегий, титула, я должен сбежать?! Кем я тогда стану? Предателем?

Михаил II улыбнулся.

— А думала ли эта самая семья о том, что она творит, когда нападала на куратора Царской Службы Безопасности? — спросил он, усиливая давление голосом. — Думала ли эта семья о тебе, когда похищала пробирку? Думал ли великий князь Соколов о том, что все его действия неизбежно отразятся на тебе и твоей репутации? Знаешь, что если я объявлю о том, что Соколовы натворили, мне придется казнить и твою сестру, и твоего отца?

Последнюю фразу государь договаривал уже разъяренным тоном.

— Возомнили о себе много Соколовы, — резко сменив гнев на милость, произнес он. — А ты не Соколов, Ваня. Хотя и Михайлович. Я даю тебе время до конца приема, Иван Михайлович. Если ты решишь пойти на дно вместе с Соколовыми, никакого снисхождения не жди. Решишь, что они достаточно тебе навредили — я дам тебе собственную семью в роду Милославских. Невеста у тебя уже есть, с моей протекцией никто не посмеет и пикнуть, отдадут Горскую за тебя.

Иван Михайлович не стал горячиться, отвечая прямо сейчас. После всего сказанного великий княжич успокоился. Как это часто бывает, с наступлением ясности все нервное напряжение схлынуло, оставив после себя лишь легкое чувство опустошения.

— А теперь подпиши документ, — положив перед ним листок, велел государь. — И возвращайся в зал.

— Как прикажешь, государь, — ответил Соколов, прежде чем поставить свою подпись.

* * *

Кремль. Князь Романов Дмитрий Алексеевич.

Время шло. Государь вызывал то своих детей, то кого-то из других посетителей. Мое время все никак не наступало, зато я с интересом следил, с каким видом выходили мои биологические братья из кабинета царя.

Если Стремнев оставался спокоен и, заняв свое место, слегка кивнул мне, то великий княжич Соколов выглядел настолько потрясенным, что мне даже стало его немного жалко. Не каждый день тебе предлагают обменять свою семью, в которой ты вырос, на свободу.

Наконец, когда время с начала приема перевалило за два часа и все дети государя уже побывали у него на аудиенции, настал и мой черед. Слуга Милославских выглянул в зал и громко объявил:

— Романов Дмитрий Алексеевич, князь Красноярский! Государь вас примет.

Я пошел через зал, не глядя по сторонам. Присутствующие расступались передо мной, образуя живой коридор. Многие, побывав в кабинете Михаила II, уже ушли, получив свои указания, но и осталось больше половины.

Эти явно ждали, когда государь сделает какое-нибудь объявление, чтобы успеть предложить именно свои услуги, перехватить поручение, даже просто проявить себя, как верного человека.

Слуга прикрыл за мной дверь, и я прошел к креслу. Государь был занят чтением отчета, предоставленного предыдущим посетителем, и на меня внимания не обращал. Сложив руки на подлокотники, я чуть расслабил спину.

Воспользовавшись паузой перед разговором, я с помощью линзы убедился, что Ворошилов долетел до Урала. Машины рода Волковых уже ждали полковника, и я видел, как Андрею Викторовичу вручают тяжелый металлический чемодан с яркой маркировкой «НБ-22».

— Итак, Дима, — отложив документы в ящик стола, заговорил государь, и я свернул видеонаблюдение за полковником. — Хочу услышать твое мнение по поводу сегодняшнего дня.

Я взял несколько секунд, чтобы сформулировать свои мысли так, чтобы они не прозвучали слишком обидно. Ведь по сути государь создал не только прецедент с множеством претендентов на трон, но и не сумел организовать достойное воспитание для них.

— Думаю, что Стремнев — единственный разумный выбор, — ответил я. — Ты, конечно, можешь выбрать кого-то другого. Но мы с тобой, государь, оба знаем, что только у него есть подходящий опыт управления, он обладает минимально необходимой известностью в обществе. А кроме того, он уже стал соавтором моих работ.

Михаил II усмехнулся.

— Значит, считаешь, что остальные ни на что не способны? — уточнил он, глядя на меня.

— Почему же? — пожал я плечами. — Они, например, могут развязать гражданскую войну. Несмотря на то, что ты вручил каждому какую-то награду для рода, приютившего твоих сыновей, однако родители, воспитавшие их, в любой момент могут переметнуться. И тогда тебе придется убивать собственных детей. И никому уже будет не интересно, подходит ли твой сын на царствование, их используют в качестве знамени свержения династии. Естественно, позднее цесаревичи при таком раскладе сами будут убиты, чтобы освободить место для своих благодетелей.

Он смотрел на меня, нахмурив брови и сцепив пальцы в замок. Но не перебивал, позволяя высказываться. В конце концов, он сам предложил поделиться мыслями.

— Те же, кого вырастили Рюриковичи, не стоят внимания — на роль наследников и управленцев их не готовили, — продолжал я. — Так что выросло то, что выросло. Главы родов, похитивших пробирки с оплодотворенными яйцеклетками, намеревались править сами, а трофейных детишек держать в качестве ширмы. Таким образом, если ты сам не намерен играть в серого кардинала, а собираешься выбрать будущего государя, иного выбора, кроме Игоря Павловича, у тебя и нет.