Романтика. Вампиры

В ее возрасте даже отраженный ультрафиолет за секунду спалит всю кожу. Я продержусь чуть дольше…

Распростертый на полу Садист застонал и, опираясь на здоровую руку, поднялся. Все, мешкать больше нельзя! На цыпочках, прячась в спасительной тени по периметру комнаты, я побежала к Люси. Я была совсем близко, когда сильная рука схватила меня за волосы, не позволив упасть.

— Ну, сучка, сейчас проверим, как ты загораешь! Садист толкнул меня к двери. Солнечные лучи лизнули мои сапоги. Слава богу, что я их надела, хотя они ужасно скользят по ковру. Садист толкнул снова, и я судорожно вскинула руки: лучи полоснули по джинсам. Толкнет еще раз — поджарюсь до хрустящей корочки.

— Кез! — закричала Люси из глубины комнаты.

Лучшего стимула не требовалось. Не допущу, чтобы сестренка увидела, как меня сжигают заживо!

Я быстро опустила правую руку и поморщилась: пальцы ощутили солнечное тепло. Раз — я ткнула локтем меж ребер Садиста и, застав его врасплох, юркнула ему за спину. Так Солнечный Садист оказался между мной и стеклянной дверью. Похититель завопил, над его затылком появился дымок. Здоровой рукой он попытался схватить меня за запястье, но мы оба перемазались в крови, которую пустила ему Люси.

Теперь поднять ногу и как следует пнуть ублюдка в живот… Получилось — Солнечный Садист вылетел прямо на крыльцо! Вставал он, окруженный облаком дыма, поэтому не удержал равновесия, споткнулся и по ступенькам скатился на яркое солнце.

Обожженные руки сильно болели. Я поскорее захлопнула деревянную дверь, задвинула засов и в замочную скважину посмотрела, как Солнечного Садиста поедает пламя. Лишь убедившись, что ему конец, я в полном изнеможении опустилась на пол и прижала спину к тяжелой двери, загораживающей меня от мучительной смерти.

— Люси, иди сюда! — шепнула я. Сестренка нерешительно выглянула из-за кресла. — Страшное кончилось, вылезай!

Люси выползла из-за кресла, забралась мне на колени и заглянула в глаза, покрасневшие от слез не меньше, чем у нее.

— Того дяди… нет?

— Нет и больше никогда не будет! — Я обняла сестренку так сильно, что она пискнула. — Сейчас мы найдем телефон, — я чувствовала, что моего сотового уже наверняка «нет в живых», — и подождем полицию.

Долго ждать не пришлось: вдали уже выли сирены. Вероятно, это постарались соседи, которые потом расскажут журналистам, что Солнечный Садист «казался совершенно нормальным».

На улице хлопнула дверца машины. Это не копы, их сирены еще далеко. Я покрепче прижала к себе Люси.

— Кез, ты там? — спросил знакомый голос.

Я охнула: не может быть, этого просто не может быть!

Я поднялась, вместе с Люси подошла к двери и глянула в замочную скважину, щурясь на слепящем свету. На подъездной аллее, между обуглившимся трупом Садиста и потрепанной малолитражкой родителей Тита, стояла фигура в огромных темных очках и с фиолетовым капюшоном на голове.

— Назад! — крикнула я и, открыв дверь, спряталась за ней вместе с Люси. — Тит?

Тит перешагнул через почерневшее тело, взбежал на крыльцо и распахнул разбитую стеклянную дверь. Подъехала первая машина с копами, за ней еще несколько и последней — «скорая помощь». Тит переступил порог, закрыл дверь, снял капюшон, очки и, заглянув мне в глаза, расслабился:

— Я думал, тот ублюдок тебя убил!

— Нет, хотя очень старался… — Договорить мне не удалось, потому что его губы впились в мои, высосав из меня все слова и воздух.

Когда Тит наконец отстранился, я сделала недовольное лицо. С улицы послышался шум.

— Как ты нас нашел? — спросила я, сжимая его ладонь. Пусть касается меня снова, снова и снова — всегда!

— Прослушивал по радио полицейские частоты. — Тит кивнул в сторону родительской машины. — Я узнал адрес и понял, что нахожусь ближе патрульных. — Что здесь случилось, черт возьми?

Люси дернула меня за рукав, требуя внимания, и мы оба посмотрели на нее.

— Я укусила злого дядю, — ответила она Титу. — Совсем как ведьма в сказке Оскара.

— Да, милая, ты просто молодец! А я сыграла в Гретель из «правильного» маминого варианта и поджарила Солнечного Садиста до хрустящей корочки!

Превозмогая боль в обожженных руках, я погладила сестренку по голове, испачкав белые кудри.

Люси улыбнулась, обнажив маленькие, перемазанные кровью клыки.

«Вот тебе и рудиментарные!» — подумала я, захохотала и не остановилась, даже когда в дом ворвался первый наряд копов.

Перевод А. Ахмеровой

Аманда Эшли Музыка ночи

Кристи Мэттьюз никак не могла поверить в то, что действительно находится в Парижском оперном театре. Она обрела все, о чем мечтала, и даже больше. Как ни пытайся подобрать слова, чтобы описать нахлынувшие впечатления, ничего не получится: «прекрасно» звучит удручающе сухо, «восхитительно» подходит больше, но чересчур коротко.

В Парижскую Оперу она попала исключительно благодаря Эндрю Ллойду Вебберу или, говоря точнее, благодаря своему преклонению перед его изумительным «Призраком Оперы». Кристи, конечно, видела фильм, но он не шел ни в какое сравнение со сценической версией. Одного просмотра оказалось недостаточно. Музыка захватила ее; тяжелая участь Призрака пробудила весь спектр чувств — от радости до отчаяния, — и Кристи страстно влилась в ряды тех, кто без устали пересматривает мюзикл снова и снова, всякий раз испытывая эмоциональное опустошение, когда в воздухе повисает последний мучительный крик Призрака.

Она как одержимая собирала вещи, связанные с Призраком, все, что могла найти: музыкальные шкатулки и плакаты; афиши и анонсы; книги и журнальные статьи; куклы и статуэтки; стеклянные шары, внутри которых кружатся бумажные снежинки, и игральные карты; рамки для картин и бижутерию; рождественские украшения и коллекционные блюда; все версии мелодий на пленках и дисках и т. п.

Еще до визита в Париж Кристи нарыла в Сети уйму информации о Парижской Опере. Великолепное здание построил Шарль Гарнье, в то время молодой и неизвестный архитектор. Завершенный в 1876 году дворец многие называли одним из красивейших зданий мира. Театр насчитывает две тысячи мест, его семнадцать ярусов располагаются на трех акрах земли. Семь уровней скрыты под землей, и среди них — уборные хора и кордебалета, кладовые со старым реквизитом, чуланы и гардеробные, хранилища самых разнообразных предметов, оставшихся от прежних постановок. По слухам, именно эта, скрытая от глаз широкой публики и таинственная, часть Оперы Гарнье в свое время внушила Гастону Леру мысль написать роман «Призрак Оперы», а в наше время вдохновила Эндрю Веббера написать одноименный мюзикл.

И вот теперь, после трех лет жесткой экономии, Кристи наконец попала во владения Призрака. Одна. Сразу после того, как в последний раз опустился занавес, она спряталась в одной из туалетных комнат. Если бы кто-то увидел ее бродящей по зданию, она просто сказала бы, что заблудилась. И это было бы чистой правдой, так как не заблудиться в этом обилии коридоров, дверей и переходов почти нереально.

Шаги Кристи отдавались во мраке зловещим эхом, когда она взбиралась по крутым винтовым лестницам. Наконец, к своему несказанному облегчению, девушка попала в зрительный зал. Она устало опустилась в кресло последнего ряда и огляделась, размышляя, была ли ее идея такой уж хорошей, как казалось сперва: темно, тихо и немного страшновато сидеть тут в одиночестве.