Россия в концлагере

–  Переходите к нам, тов. Иванов. Сами понимаете, паек, ставка, квартира…

Перед квартирой устоять трудно. Но если паче чаяния Иванов устоит даже и перед квартирой, жучок подозрительно говорит:

–  Что, стесняетесь под чекистской маркой выступать? Н-да, придется вами поинтересоваться.

«Динамо» выполняет функции слежки в спортивных кругах, «Динамо» занимается весьма разносторонней хозяйственной деятельностью, строит стадионы, монополизировало производство спортивного инвентаря, имеет целый ряд фабрик - и все это строится и производится исключительно трудом каторжников. «Динамо» в корне подрезывает всю спортивную этику («морально то, что служит целям мировой революции»).

На «Мировой спартакиаде» 1928 г. я в качестве судьи снял с беговой дорожки одного из динамовских чемпионов, который с заранее обдуманным намерением разодрал шипами своих беговых туфель ногу своего конкурента. Конкурент выбыл из спортивного фронта навсегда. Чемпион же, уходя с дорожки, сказал мне: «Ну, мы еще посмотрим». В тот же день вечером я получил повестку в ГПУ; не веселое приглашение. В ГПУ мне сказали просто, чтобы этого больше не было. Этого больше и не было, я в качестве судьи предпочел больше не фигурировать.

Нужно отдать справедливость и «Динамо». Своих чемпионов оно кормит блестяще. Это один из секретов спортивных успехов СССР. Иногда эти чемпионы выступают под флагом профсоюзов, иногда под военным флагом, иногда даже от имени промысловой кооперации, в зависимости от политических требований дня. Но все они прочно закуплены «Динамо».

В те годы, когда я еще мог ставить рекорды, мне стоило больших усилий отбояриться от приглашений «Динамо». Единственной возможностью было прекратить всякую тренировку, по крайней море официальную. Потом наши дружественные отношения с «Динамо» шли, все ухудшаясь и ухудшаясь, и если я сел в лагерь не из-за «Динамо», то это во всяком случае не от избытка симпатий ко мне со стороны этой почтенной организации. В силу всего этого, а так же и статей моего приговора я в «Динамо» решил не идти. Настроение было окаянное.

Я зашел в кабинку монтеров, где Юра и Пиголица сидели за своей тригонометрией, а Мухин чинил валенок. Юра сообщил, что его дело уже в шляпе, и что Мухин устраивает его монтером. Я выразил некоторое сомнение; люди покрупнее Мухина ничего не могут устроить. Мухин пожал плечами.

–  А мы люди маленькие, так у нас это совсем просто. Вот сейчас перегорела проводка у начальника третьей части, так я ему позвоню, что никакой возможности нету: все мастера в дежурстве, не хватает рабочих рук. Посидит вечер без света - какое угодно требование подпишет.

Стало легче на душе. Если даже меня попрут куда-нибудь, а Юра останется, останется и возможность через медгорских знакомых вытащить меня обратно. Но все-таки…

По дороге из кабинки я доложил Юре о положении дел на моем участке фронта. Юра взъелся на меня сразу. Конечно, нужно идти в «Динамо», если там на устройство есть хоть один шанс из ста. Мне идти очень не хотелось. Так мы с Юрой шествовали и ругались. Я представил себе, что даже в удачном случае мне не без злорадства скажут: ага, когда мы вас звали, вы не шли. Ну и так далее. Да и шансы-то были нулевые. Впоследствии оказалось, что я сильно недооценил большевицкой реалистичности и некоторых других вещей. Словом, в результате этой перепалки я уныло поволокся в «Динамо».

ТОВАРИЩ МЕДОВАР

На территории вольного городка расположен динамовский стадион. На стадионе - низенькие деревянные домики, канцелярии, склады, жилища служащих. В первой комнате - биллиардный зал. На двери второй надпись: Правление «Динамо». Вхожу. Очки запотели, снимаю их и, почти ничего не видя, спрашиваю:

–  Могу я видеть начальника учебной части? Из-за письменного стола подымается некто туманный и, уставившись на меня, некоторое время молчит. Молчу и я. И чувствую себя в исключительно нелепом положении. Некто туманный разводит руками.

–  Елки-палки или, говоря вежливее, сапен-батон. Какими вы путями, товарищ Солоневич, сюда попали? Или это, может быть, вовсе не вы?

–  По-видимому, это я. А попал, как обыкновенно - по этапу.

–  И давно? И что вы теперь делаете?

–  Примерно месяц. Чищу уборные.

–  Ну, это же, знаете, совсем безобразие. Что вы не знали, что существует в ББК отделение «Динамо»? Словом, с этой секунды вы состоите на службе в пролетарском спортивном обществе «Динамо». О должности мы поговорим потом. Ну, садитесь, рассказывайте.

Я протер очки. Передо мною - фигура, мне вовсе не известная, но во всяком случае ясно выраженный одессит: его собственная мамаша не могла бы определить процент турецкой, еврейской, греческой, русской и прочей крови, текущей в его жилах. На крепком туловище дубовая шея, на шее - жуликовато-добродушная и энергичная голова, покрытая гостей черной шерстью. Где это я мог его видеть? Понятия не имею.

Я сажусь.

–  Насчет моей работы в «Динамо» дело, мне кажется, не так просто. Мои статьи…

–  А плевать нам на ваши статьи. Очень мне нужны ваши статьи. Я о них даже и спрашивать не хочу. Что, вы будете толкать штангу статьями или вы будете толкать ее руками? Вы раньше рассказывайте.

Я рассказываю.

–  Ну, в общем все в порядке. Страницы вашей истории перевертываются дальше. Мы здесь такое дело развернем, что Москва ахнет. На начальника лагпункта вы можете наплевать. Вы же понимаете, у нас председатель - сам Успенский (начальник ББК); заместителем его - Радецкий начальник третьего отдела (лагерное ГПУ). Что нам УРО? Хе. плевать мы хотели на УРО.

Я смотрю на начальника учебной части и начинаю соображать, что во-первых, за ним не пропадешь и что во-вторых, он собирается моими руками сделать себе какую-то карьеру. Но кто он? Спросить не удобно.

–  А жить вы с сыном будете здесь. Мы вам отведем комнату. Ну, да конечно же и сына вашего мы тоже устроим. Это же, знаете, если «Динамо» за что-нибудь берется, так оно это устраивает на бене мунес. А вот, кстати и Батюшков идет. Вы не знакомы с Батюшковым?

В комнату вошел крепкий, по-военному подтянутый человек. Это был Федор Николаевич Батюшков, один из лучших московских инструкторов, исчезнувший с московского горизонта в связи с уже известной политизацией физкультуры. Мы с ним обмениваемся подходящими к данному случаю междометиями.

–  Так, - заканчивает Батюшков свои междометия.
– Словом, как говорится, все дороги ведут в Рим. Но, главное, сколько?

–  Восемь.

–  Статьи?

–  58-6 и так далее.

–  И давно вы здесь?

Рассказываю.

–  Ну, уж это вы, И.Л., извините - это просто свинство. Если вам самому доставляет удовольствие чистить уборные, ваше дело. Но ведь вы с сыном. Неужели, вы думали, что в России есть спортивная организация, в которой вас не знают? В мире есть солидарность классовая, национальная, ну я не знаю, какая еще, но превыше спортивной солидарности - нет ничего. Мы бы вас в два счета приспособили бы.