Рождественские глюки Плам

– Итак, где эта фабрика? – предпочла я перевести разговор.

– Светлый индустриальный комплекс на Шоссе 1. Ты ведь не собираешься спалить эту контору? Это же не работа, а мечта. Зарплата хорошая, и парень, что нанимал меня, сказал, что там все туалеты сделаны для маленьких людей. И мне не придется подставлять стул, чтобы забраться на унитаз.

– Я не собираюсь палить твою фабрику. Какой адрес?

– Так я тебе и сообщил! Не хочу потерять работу.

И разъединился.

Я обратилась к Дизелю:

– Когда машина впереди остановится, и Бриггс выйдет, я хочу, чтобы ты его задавил.

– Я бы с удовольствием, да только он ведь скопытится, и мы не сможем проследить его до работы завтра.

Я взглянула на почти пустую сумку, примостившуюся у моих ног, и меня осенила идея.

– Что Элейн делает со всем своим печеньем? – спросила я у Дизеля.

– Это что, вопрос с подвохом?

– Она сказала, что каждый день печет печенье. И кучу печенья, судя по вчерашней выпечке. Так что она с ним делает? У нее нет родственников поблизости. Сэнди не ночует дома. Неужели она съедает печенье сама?

– Может, раздает.

– Поворачивай, – приказала я. – Возвращаемся в офис.

Не прошло и пяти минут, как мы снова были у той конторы.

– Подожди здесь, – велела я. – Я на минуту.

Я выпрыгнула из машины, перебежала улицу и заскочила в здание. Там все еще полно было коротышей, но сейчас они все носили фальшивые острые уши. Я углубилась метра на три в скопище фальшивых гномов, когда вдруг поняла, что в комнате наступило гробовое молчание.

– Привет, – радостно поздоровалась я. – Увидела объявление в витрине и решила попытать счастья с работой.

– Ты слишком большая, – заметил некто позади меня. – Это работа для гномов.

– Как несправедливо, – возразила я. – Я пожалуюсь на дискриминацию по росту.

Я не была точно уверена, кто отвечал за подобную дискриминацию, но, похоже, стоит завести где-то такое ведомство, куда будут обращаться для разрешения вопроса. То есть где защита большинства? Где искать справедливости обычному человеку?

– Нам тут такие не нужны, – сказал кто-то. – Уходи отсюда.

– Какие такие?

– Большие и тупые.

– Эй, послушайте, коротышки…

По воздуху пролетело печенье и врезалось мне в затылок. Я посмотрела вниз. Имбирный пряник!

– Откуда взялось это печенье? – спросила я. – У вас есть еще? Эти печенья испекла Элейн, сестра Сэнди?

– Мочи ее! – раздался чей-то крик, и на меня обрушился град печенья.

Оно летело отовсюду. Имбирные пряники, маслично-ореховое, шоколадно-миндальное. Гномы словно взбесились, толпясь и вопя вокруг меня. В лоб мне ударило покрытое глазурью печенье, и кто-то укусил меня сзади за ногу. Гномы вцепились в меня, как клещи в собаку.

Я почувствовала за спиной Дизеля. Он обхватил меня рукой, тесно прижал и оторвал от пола на пару дюймов. По дороге он расшвыривал гномов, между делом схватил одного за рубашку и запустил через всю комнату. Выбравшись на тротуар, захлопнул за собой дверь и произвел волшебные манипуляции с замком, чтобы тот закрылся, заперев гномов внутри.

Искривленные личики прижались к оконному стеклу, таращась на нас, выкрикивая гномьи угрозы и показывая толстенькие средние пальцы. Комната внутри напоминала катастрофу: столы и стулья перевернуты, повсюду валялось раскрошенное печенье.

Дизель поставил меня на ноги, взял за руку и потащил к машине.

– Что, черт возьми, произошло? – поинтересовался он. – Никогда не видел ничего подобного. Целая комната разозленных коротышек. Твою мать, ужас какой.

– Наверно, они гномы. Ты заметил их уши?

– Уши фальшивые, – поправил Дизель.

Я села в машину и облегченно вздохнула.

– Знаю. Просто не хочется говорить кому-нибудь, что на меня напала орда злых коротышек. Орда гномов как-то звучит лучше.

В двери разбилось стекло, выскочил гном с пожарным топориком, и Дизель умчался прочь.

– А печенье? – спросила я. – Похоже на то, что пекла Элейн.

– Милая, все печенье выглядит одинаково.

– Да, но это, возможно, печенье Элейн.

Прочирикал мой сотовый.

– Я в торговом центре, – сообщила Валери, – и мне нужна помощь. Не могу вспомнить все, что было в списке Мэри Элис. Я купила ей Барби, телевизор, игру и фигурные коньки. Дома железная дорога и компьютер. Ты не помнишь, что еще она хотела?

– Как ты за это все заплатишь?

– «Мастеркардом».

– Тебе лет за пять потом не расплатиться.

– Плевать. Это Рождество. На Рождество ты хоть тресни, но купи.

О да. Я все забываю.

– Мэри Элис заполнила список на пятьдесят вещей. Я помню только пони.

– Обожежмой! – возопила Валери. – Пони! Как я могла забыть про пони?

– Вал, ты не можешь подарить ей пони. У нас здесь не «Домик в прериях» (сериал – Прим.пер.)). Мы живем в Трентоне. Дети в Трентоне не получают пони.

– Но она хочет. Она возненавидит меня, если я не достану пони. Все ее Рождество пойдет псу под хвост.

Боже, какое счастье, что у меня хомяк. Я собиралась преподнести Рексу на Рождество изюмину.

Я закончила разговор и повернулась к Дизелю.

– У тебя дети есть?

– Нет.

– И как ты относишься к детям?

– Так же, как и к фальшивым гномам. Считаю, что они хороши на расстоянии.

– Предположим, ты хотел бы иметь детей… ты можешь размножаться?

Дизель окинул меня взглядом.

– Могу ли размножаться? Да, наверно, могу. – Он тряхнул головой. – Должен тебе сказать, что никогда не позволю никому навязать мне кого-то. Это уже из ряда вон. Разве что сперва это будет моя идея. – Он потянулся через меня к сумке, которую дала нам матушка, и вытащил остатки брауни. – Обычно женщины просят меня купить им пиво. Только не ты. Ты спрашиваешь, могу ли я размножаться.

– Поверни-ка на Клинтон, – скомандовала я. – Хочу еще раз переговорить с Элейн.

Была необычайно мрачная середина дня, когда Дизель въехал на Грейп-стрит. По небу ходили темные тучи, и сквозь них просачивался зловещий зеленоватый свет. Тяжелый, как перед светопреставлением, заряженный воздух. Атмосфера Страшного суда.

Все дома были освещены, и крыша Элейн сияла, празднично мигая. Дизель припарковался перед домом, и мы вышли. Сразу же нас подхватил ветер, я спрятала подбородок в воротник и направилась к крыльцу.