Рождественские глюки Плам

Я с отвращением посмотрела на него.

– Да какое серьезное отношение к работе. Ты же мне заявил, что даже не любишь Рождество.

– Сам себе удивляюсь. Обычно я на такое не подряжаюсь. Однако ж начинаю входить во вкус. Что скажешь? Разве я не весельчак?

– Что скажешь? Разве я не собираюсь от тебя избавиться?

Сунув руки в карманы, он покачался на каблуках.

– Нет.

* * *

Я выдохнула, поддала газу и выехала со стоянки. До родителей в Бурге было рукой подать. Бург недалеко от Чамберсбурга, небольшого поселения в пригороде Трентона. Я родилась и выросла в Бурге и принадлежу ему душой и телом до конца жизни. Я пыталась оторваться от Бурга, но, как выяснилось, далеко убраться не смогла.

Как и большинство жилищ в Бурге, родительское гнездо представляло собой двухэтажный дощатый домик, выстроенный на небольшом узком участке. И как большинство домов в Бурге, дом соединялся с таким же общей стеной. В смежном доме обитала Мейбл Марковиц. Она жила одиноко с тех пор, как ее муж предстал перед Господом, содержала свои окна в чистоте, дважды в неделю играла в лото в доме престарелых и выжимала тринадцать центов из каждого десятицентовика.

Я припарковалась у тротуара, и Дизель вытаращился на наши два дома. Дом миссис Марковиц был выкрашен в канареечно-зеленый цвет. На крошечном переднем дворике она поставила пластмассовую статую Пресвятой Девы и рядом горшок с пластиковыми цветами пуансеттии. В переднем окне стояла одинокая свеча. Желто-коричневый дом моих родителей украшала гирлянда цветных огоньков вдоль фасада. И на переднем дворике, явно соревнуясь с Пресвятой Девой миссис Марковиц, торчал огромный видавший виды Санта-Клаус, чей костюм из красного уже стал бледно-розовым. Во всех окнах виднелись электрические свечи, а на входной двери висел венок.

– Дерьмо святое, – воскликнул Дизель. – Это же автокатастрофа.

Я склонна была согласиться с ним. Дома наши выглядели очаровательными в своем убожестве. Когда мне было четырнадцать, Пресвятой Деве прилетело по голове бейсбольным мячом, отколов кусок, однако это не освободило статую от обязанности благословения дома. Она крепко стояла, невзирая на дождь и ветер, снег и бурю, и с проломленной головой. Точно также и Санта выцветал и крошился, но упорно возвращался на свое место каждый год.

Из-за стеклянных дверей на нас глазела бабуля Мазур. Бабуля живет теперь с моими родителями, с тех пор как дедуля Мазур поедает свиные шкурки и хорошо прожаренные сэндвичи с арахисовым маслом в компании с Элвисом Пресли. Бабуля Мазур мосластая, с обвисшей кожей. На голове туго закрученные локоны седых волос, а в сумочке «кольт» сорок пятого калибра. Концепция, что стареть нужно элегантно, никогда не имела ничего общего с Бабулей.

Когда мы с Дизелем подошли поближе, Бабуля открыла дверь.

– Кто это? – спросила она, таращась во все глаза на моего спутника. – Я и не знала, что ты притащишься с новым парнем. Ты посмотри на меня. Я даже не одета. А что с Джозефом? Что с ним случилось?

– Кто у нас Джозеф? – заинтересовался Дизель.

– Ее парень, – охотно поделилась бабуля Мазур. – Джозеф Морелли. Трентонский коп, между прочим. Наверно, на ужин придет, ведь сегодня воскресенье.

Дизель насмешливо взглянул на меня.

– Ты не говорила, что у тебя есть парень.

Я представила Дизеля матушке, Бабуле и папаше.

– Что это мужики взяли моду носить хвосты? – проворчал папаша. – Длинные волосы положено иметь девчонкам. А мужиков нужно стричь.

– А как насчет Иисуса? – возразила Бабуля. – У него была длинная прическа.

– Этот парень не Иисус, – резонно заметил папаша. И подал руку Дизелю. – Рад познакомиться. Ты что, типа рестлера?

– Нет, сэр, я не рестлер, – улыбаясь, ответил Дизель.

– Да они все там актеры, – поделилась Бабуля. – Только единицы по-настоящему отличные рестлеры, типа Курта Энгла или Ланца «Урагана».

– Ланцет Ураган? – переспросил папаша. – Что за имечко такое?

– Вроде канадское, – пояснила Бабуля. – Он такой милашка.

Дизель глянул на меня, и рот у него расплылся до ушей.

– Нравится мне твоя семейка.

Глава 2

Из кухни вышла моя сестрица Валери. Она недавно развелась, осталась без гроша в кармане и переехала с двумя юными хулиганками в мою старую спальню. До развода и возвращения в Джерси она жила в Южной Калифорнии, где достигла сомнительного успеха в превращении своей персоны в клон Мег Райан. Валери все еще блондинка с лохматой шевелюрой. Жизнерадостная боевитость выпала из нее где-то над Канзасом при перелете домой.

– Черт, – сказала Валери, наткнувшись на Дизеля.

Бабуля согласилась:

– Он потрясный, да? Есть на что посмотреть.

Дизель ткнул меня локтем в бок.

– Видишь? Я им нравлюсь.

Я потащила его в гостиную.

– Они считают, что у тебя красивая задница. Это совсем не то, что ты им нравишься. Садись перед телевизором. Смотри мультики. Попытайся найти какой-нибудь матч. Ни с кем не вступай в разговор.

Матушка, Бабуля и сестрица ждали меня в кухне.

– Кто он? – поинтересовалась Валери. – Он великолепен.

– Ага, я бы сказала, привлекательный красавчик, – присоединилась Бабуля. – У него та-а-акой взгляд. Спорим, и упакован на отлично.

– Он никто, – отрезала я, засунув подальше мысли об «упаковке» Дизеля. – Переехал в дом и никого не знает, поэтому я в некотором роде помогаю ему освоиться. Вроде акции милосердия.

Валери посерьезнела.

– Он женат?

– Вряд ли, но ты его не захочешь. Он не совсем нормальный.

– А с виду ничего.

– Уж поверь мне. Он не твой нормальный парень.

– Гей, что ли?

– Угу. Так и есть. Полагаю, он гей.

Уж лучше так сказать Валери, чем признаться, что Дизель сверхъестественная заноза в одном месте.

– Великолепные парни всегда геи, – со вздохом заметила Валери. – Как правило.

Бабуля месила на столе большой ком теста для печенья. Она раскатала его и всучила мне форму в виде звезды.

– Ты давай делай сахарное печенье, – дала указания Бабуля. – Для Валери у меня задание печь неформовое печенье.

Если я что заберу с собой в могилу, так это запахи матушкиной кухни. Свежий кофе по утрам, краснокочанная капуста и кастрюля жаркого, от которых запотевают окна в холодный февральский день, горячий яблочный пирог в сентябре. Звучит сентиментально, когда я думаю об этом, но запахи так же реальны, как часть меня, как палец или сердце. Клянусь, первое, что я учуяла еще в утробе – персиковый торт-перевертыш.

Нынче кухня пропахла густым ароматом масляничного печенья из духовки. Матушка кладет настоящее масло и ваниль, и этот ванильный дух пропитывал мою кожу и въедался в волосы. В кухне было тепло, толпились одни женщины, и я пьянела от запаха печенья. Это был бы идеальный момент, кабы не инопланетянин, сидевший в гостиной и смотревший телевизор с папашей.

Я высунула голову за дверь и узрела через столовую Дизеля и папашу там, где и предполагалось. Дизель стоял перед тощей полутораметровой елкой, укрепленной на шаткой подставке. Еще четыре дня до Рождества, а дерево уже роняло иголки. Папаша пристроил серебристо-зеленую звезду из фольги на лысой верхушке. Саму елку обернули в гирлянды разноцветных мигающих лампочек и украсили набором игрушек, собранных со времен свадьбы родителей. Подставку обложили белой ватой, предположительно изображавшей снег. На вате стояла деревенька из поизносившихся картонных домиков.