Ртуть
Шрифт:
— Песню, которую ты только что спел. О Вратах Аджуна? О драконе, Омнамшакри? О том, как Фишер вонзил меч в горло дракона? Ничего… не напоминает?
Фишер, Лоррет и Кэррион посмотрели на меня как на сумасшедшую.
— Я всегда хотел написать песню о Вратах Аджуна, но так и не собрался, — сказал Лоррет.
— Не смей, — прорычал Фишер. — Это в прошлом. Оставь его там, где ему место.
— Теперь она наша, — прошептала ртуть. — Наша песня. Наша песня.
На этот раз остальные не услышали ее.
— Так вот что ты имела в виду? Что ты
— Теперь она наша, — повторила ртуть.
— Наша.
— Наша.
— Наша.
Было жаль, что мир лишился песни Лоррета, а память о ней исчезла. В какой-то мере она тронула меня. Она многое объясняла.
— Почему я до сих пор помню ее? — Спросила я.
— Мы помним, значит, и алхимик помнит.
Хм… Я не знала, как к этому относиться. Быть единственным живым человеком, который помнит балладу, написанную Лорретом о Фишере, казалось мне святотатством. Сколько еще вещей я должна буду помнить, о которых все остальные забудут, чтобы изготовить все эти реликвии? Я знала, что на горизонте маячат новые сделки. Тысячи. Мелкие сделки, которые нужно будет заключить. Как, черт возьми, я смогу ориентироваться в этом и не вляпаться в какое-то дерьмо? От одной мысли об этом меня прошиб холодный пот. Я отбросила свои опасения, решив подумать о них позже.
— Итак? Ты позволишь этому мечу направлять магию? — Спросила я.
Я ждала ответа от ртути. Технически, не имело значения, что меч не способен использовать магию. Я сделала эту чертову штуку, что впечатлило даже меня, и шансы на то, что мне удастся уговорить ртуть соединиться с кольцами и стать реликвиями, были не велики. Если бы мне это удалось, я бы выполнила условия сделки с Фишером. Но оставался еще вопрос моей гордости. Я хотела знать, чего я способна достичь здесь, работая с таким увлекательным, неподатливым материалом. Я бы не смогла жить дальше, не зная этого…
— Возьми меня обеими руками и дай мне имя, Лоррет из Сломанных Шпилей, — сказала ртуть.
Лоррет выглядел несколько озадаченным.
— Я? — произнес он вслух.
— Это твоя привилегия.
Воин в замешательстве посмотрел на меня. Очевидно, кузнец, выковавший клинок, имел право дать ему имя как в Ивелии, так и в Зилварене. Лоррет выглядел виноватым. Я же не испытывала никаких сомнений. Без Лоррета клинок не был бы цельным и завершенным.
— Давай, — сказала я ему. — Ты слышал ее. Дай ему имя.
На лице воина отразилась решимость. Он все еще колебался, но, положив обе руки на рукоять, поднял клинок над головой и произнес ясным, громким голосом.
— Я нарекаю тебя Авизиет. Неспетая песня. Заря искупления. — В тот момент, когда он закончил говорить, по лезвию меча пробежало голубое пламя, высекая на металле руны, которые я выгравировала на нем. А затем из Авизиета вырвался яркий белый свет. Ослепительный и мощный, он взметнулся прямо в воздух — столб энергии, превративший ночь в день. Даже земля под нашими ногами задрожала.
Фишер издал удивленный возглас, его лицо озарилось радостью, пока он пораженно смотрел на луч света, устремившийся в небо.
— Дыхание ангела,
брат! — прокричал он. — Чертово дыхание ангела!ГЛАВА 30.
ПОКЛЯНИСЬ
Когда Фишер провожал меня обратно в свою палатку, в лагере царил хаос. Почти все видели луч дыхания ангела, озаривший предрассветное небо. Те, кто не видел, засыпали вопросами тех, кто видел, и все были охвачены волнением. Фишер посоветовал Лоррету пойти и поспать, пока он не придет за ним ближе к вечеру. Он все еще выглядел ошеломленным, когда направился в сторону своей палатки, держа Авизиет в руках, как ребенка. Кэррион решил, что ему не стоит утруждать себя спуском с холма, и объявил, что собирается переночевать в кузнице.
Тем временем я понятия не имела, что такое «дыхание ангела» и как оно может пригодиться на поле боя. Я так устала, что не могла ясно мыслить и, честно говоря, почти не помнила собственного имени. Я рухнула на стул, как только Фишер втащил меня в палатку, но он покачал головой и снова поднял меня за запястья.
— Я так не думаю, малышка Оша. Ну давай же. Пойдем. Ты будешь спать в кровати.
— С тобой? — Это был вызов. Мне надоело ходить вокруг да около.
Фишер на секунду нахмурился. На его лице было сомнение, но он все же кивнул.
— Сначала мне нужно поговорить с Реном. Но да. Я буду спать здесь. С тобой.
— Хорошо.
— Но сначала, — он поморщился, — тебе нужно принять ванну.
Что ж, это было заслуженно.
Я пятнадцать часов проработала в раскаленной кузнице, и под ногтями у меня был пот и половина грязи Иннира в качестве подтверждения. Мои волосы были жесткими от пота — пальцы застревали в них, когда я пыталась провести по ним рукой. Больше всего на свете мне хотелось помыться, но, когда я попыталась уговорить себя пересечь палатку и направиться к красивой медной ванне на ножках, которую Фишер наколдовал своим дымом, ноги не послушались меня. У меня не было сил даже говорить.
Фишер взглянул на меня и поднял на руки. Возможно, раньше он бы отпустил в мой адрес какое-нибудь язвительное замечание. Видишь, малышка Оша. Прямо как бабочка, в честь которой я тебя назвал. Такая слабая. Такая уязвимая. Но он молчал, пока нес меня к ванне и осторожно опускал рядом. Его горящий взгляд скользил по моей коже, пока он помогал мне освободиться от одежды. Я зашипела, не сумев поднять руки над головой, и он решил не мучить меня раздеванием — крошечные частицы полуночного песка пронеслись по моему телу и с легкостью избавили меня от одежды.
Даже после долгого рабочего дня в кузнице Элроя я не чувствовала себя так отвратительно. Кингфишер смотрел на меня, словно я была самым удивительным существом, которое он когда-либо видел. Как будто он не видел грязи и усталости, прилипших ко мне, как вторая кожа. Темные волосы. Нефритово-зеленые глаза. Сильная челюсть. Полные губы, смягчающие мужественные черты его лица. Руны на его горле пульсировали, как сердцебиение, когда он снова поднял меня и осторожно опустил в ванну.
Я вздохнула от мгновенно наступившего облегчения. Вода была идеальной температуры, тепло проникало в мое тело, снимая напряжение в суставах и согревая мышцы. Это было просто божественно.