Ртуть
Шрифт:
Не просто меч. Это был меч, с которого все началось. Тот самый, который я вытащила из портала с застывшей ртутью во дворце Мадры. Эфес Солейса сверкнул в свете огня — теперь он был ярко-серебристым, а не потускневшим от времени. Это было потрясающее оружие. Такое, о котором слагают песни. Его навершие было украшено полумесяцем, рога которого располагались так близко, что почти соприкасались, образуя полный круг. Вокруг рукояти, по перекрестию гарды и по краю клинка струились письмена на языке древних фей.
Фишер повернулся и протянул мне меч.
— Кости моего отца покоятся где-то в Зилварене. Его меч провел там последнее тысячелетие, поэтому… — Он помолчал, рассматривая
Воздух был словно в огне, слишком горячим, чтобы дышать. Фишер снял со стены палатки кожаные ножны и вложил в них Солейс. Не говоря ни слова, я подняла руки, пока он закреплял ремень ножен вокруг моей талии. Его руки ловко работали, подгоняя ремень под мою гораздо более узкую талию, и мне оставалось только держать себя в руках, чтобы не разрыдаться.
Меч его отца?
Рен стоял, сложив руки на груди, и наблюдал за происходящим. Наши взгляды встретились, и меня охватило беспокойство. Увижу ли я на его лице осуждение? Гнев из-за того, что ценная реликвия фей попала в руки человека? Конечно, нет. На лице Рена отразилось глубокое удовлетворение. Казалось, оно говорило: «Хорошо. Наконец-то. Все так, как и должно было быть, Саэрис Фейн».
Фишер выпрямился и посмотрел на меня.
— Хорошо. Ты готова?
— Да. — Мое сердце бешено колотилось о ребра, и все же я чувствовала себя уверенно благодаря мечу на моем бедре.
— Будь неумолимой и безжалостной перед лицом нечестивых мертвецов, — сказал Фишер.
Рен положил руку мне на плечо.
— А если душа отделится от плоти, закажи для нас выпивку в первой же таверне, которая попадется тебе в загробном мире. Мы оплатим счет, когда придем туда.
ГЛАВА 31.
ДАРН
Молнии царапали когтями ночное небо. Проливной, ледяной дождь хлестал нас, пока мы бежали вдоль западной границы военного лагеря. Рен и Фишер, словно темные призраки, летели сквозь весь этот хаос, проносясь прямо через лагерные костры, которые уже были затоптаны, и мимо групп воинов, пытавшихся скатить огромные валуны к замерзшему берегу реки. Фишер притормозил, дожидаясь меня, но я бежала прямо за ними, не останавливаясь ни на секунду.
На другом берегу Дарна вдоль кромки льда скалилась и рычала толпа хищных вампиров. Даже сквозь завесу дождя я видела их оскаленные зубы и сгнившие языки. Сегодня было немного теплее, чем когда-либо с тех пор, как я прибыла в Иррин, и от запаха, плывущего по реке, — гниющей плоти и отвратительного металлического привкуса крови — меня чуть не вывернуло. Я стала дышать ртом, с трудом сдерживая рвотные позывы.
Фишер и Рен резко остановились у излучины реки, где заснеженные берега были ближе всего и образовывали узкое горлышко. Всего пятьдесят футов разделяли здесь Иррин и Санасрот. Вампирам не потребовалось бы много времени, чтобы переправиться.
Паника билась в моих венах, усиливаясь с каждой секундой, но я взяла себя в руки, отказываясь поддаваться ей. — Почему их так немного? — я дышала с трудом. Здесь, на противоположном береге, вампиров было не так много, как ниже по течению, где река была шире.
— Подо льдом вода движется. Течение здесь сильнее, поскольку проходит через узкое место. Это значит, что лед здесь тоньше, — сказал Фишер. — Переходить по нему опаснее.
— И они это понимают? — недоверчиво спросила я.
— Не как
разумные существа, — ответил Рен. — Вампиры не могут пересечь текущую воду. Они чувствуют здесь течение и боятся. Но неизбежно один из них осмеливается выйти на лед. Тогда остальные следуют за ним.— Когда они это сделают, мы будем здесь, чтобы убедиться, что им не удастся переправиться. Фишер сердито посмотрел на стаю вампиров, толкающих друг друга на противоположном берегу. Его взгляд был отрешенным, а выражение лица — озабоченным. — На этот раз он не пришел, — пробормотал он.
Не было нужды спрашивать, кого он имеет в виду. Мы с Реном и так знали, что он имел в виду Малкольма. Беловолосого короля вампиров нигде не было видно. Сегодня вечером он отправил своих слуг делать грязную работу, и не соизволил выйти сам. Я не сожалела об этом. Вид Малкольма, стоящего на другом берегу реки, вызывал во мне страх, который и сейчас пробирал до костей. Он был не выше обычного мужчины рода фей. По правде говоря, он был мельче большинства воинов в лагере. Но ощущение силы, исходившее от него, было ошеломляющим, я чувствовала, как она испытывает меня, ищет мои слабые места, словно хочет заставить меня преклонить колени. Если бы я прожила еще тысячу лет и никогда больше не увидела этого мужчину с мертвым лицом, я бы не сожалела ни минуты.
БУМ! БУМ!
БУМ! БУМ!
В ушах отдавался звук молотов, бьющих по толстому льду.
— Будьте готовы, — сказал Фишер. Из его рук повалил дым, образуя темную лужицу у его ног. Он приблизился к краю реки, но завис там, не двигаясь дальше.
С востока донеслись крики — яростный рев боевых кличей. Я рассматривала корчащуюся массу тел по ту сторону Дарна, ужас и облегчение сжали мою грудь, когда я увидела, что первая волна вампиров выбежала на лед, но ледорубам удалось разбить поверхность замерзшей реки.
— Они пробили лед, — заметил Рен. — Теперь все кончено. Еще несколько сильных ударов…
Как будто толпа вампиров, стоявших ближе всех к нам, поняла, что это их последний шанс, на лед смело вышел потрепанный старик с отвисшей половиной челюсти. Его рубашка была изодрана в клочья, и обтягивала его изможденное тело. Штаны, изношенные и грязные, свисали с его костлявых бедер. Он двигал челюстью из стороны в сторону, губы были широко раскрыты, из них сочилась черная слизь.
Через реку он тащился на разлагающихся ногах. В сотне футов от него, по направлению к лагерю, поверхность Дарна раскололась на части, лед застонал, уступая молотам и топорам. Вампиры проваливались в расширяющиеся трещины, погружаясь в бурлящие внизу воды.
Мертвые не плавали. Не держались на воде. Несколько обезумевших от жажды крови вампиров ухватились за куски льда, но это было бесполезно. Самые решительные из них продержались секунд десять, прежде чем их безжизненные руки потеряли силу, и они погрузились под бурлящую поверхность воды.
Древний старик, направлявшийся к нам, должно быть, был костлявым, как птица. Лед не ломался под его ногами, пока он приближался, что придавало смелости его спутникам. За ним шла женщина. Ее лицо было изуродовано, глаз не было, щеки были изодраны в клочья. Раны выглядели свежими, местами еще розовыми. День или два назад она была жива. На ней был коричневый фартук со следами запекшейся крови. Он был похож на фартуки, которые носили повара в Зимнем дворце. Может быть, она работала в каком-то прекрасном поместье? Может быть, она вышла на минутку, чтобы передохнуть от жары на кухне и взглянуть на звезды на ночном небе? Неужели какой-то ужасный кошмар выскочил из тени и, насытившись, разорвал ей лицо в клочья?