Ртуть

— Ты прижал его к стене и приставил меч к его горлу, когда спрашивал? — поинтересовалась я.

— Нет. Я схватил его в шейный захват. Я даже не доставал меч. Во всяком случае, не тогда.

— Неудивительно, что он соврал тебе, кто он такой! Наверное, он принял тебя за сборщика долгов или одного из людей Мадры!

— Сборщика долгов? — Фишер разозлился. — Слушай. Позволь мне спросить тебя кое о чем. Ты помнишь, где находится портал в Зилварене?

— Во дворце Мадры.

— Верно. И как ты думаешь, что ждало меня там, когда я вышел из него?

— Не знаю.

— Пятьдесят обученных стражей и отряд лучников, вооруженных стрелами с железными наконечниками. Мне пришлось с боем выбираться оттуда, пересечь эту выжженную, кишащую болезнями дыру, в которую ты так отчаянно стремишься попасть, найти твоего брата, затем протащить его через весь город, вернуться во дворец Мадры, в тот проклятый зал, и погрузиться снова во ртуть, меньше чем через час. У меня не было времени допрашивать этого придурка! Так этот подойдет или нет?

— Нет! Не подойдет! Наша сделка…

— Наша сделка остается в силе, — отрезал Кингфишер, наклоняясь, чтобы поднять Кэрриона. Он перекинул безжизненного контрабандиста через плечо, словно тот ничего не весил. Фишер смотрел на меня с силой тысячи солнц. — Я ненавижу это гребаное место, но я пошел туда ради тебя. Меня семь раз ударили ножом в разные части тела. Ради тебя. Этот урод сказал, что он Хейден. Его кровь сказала, что он Хейден. Я сделал то, что обещал. Теперь двигайся. Мы убираемся отсюда к чертям собачьим.

— Я не собираюсь возвращаться в свои комнаты…

— Мы не вернемся в твои комнаты. Сначала я найду целителя. Потом я найду Рена, и тогда мы уберемся отсюда подальше.

Большую часть своей юности Фишер провел в Зимнем дворце. Он знал это место как свои пять пальцев. Он открывал потайные двери и шагал по скрытым коридорам, преодолевая невероятное количество лестниц и игнорируя мои мольбы сбавить темп. Я хотела упереться каблуками и отказаться двигаться, но тело не слушалось. Он сказал мне идти за ним, и я пошла, хотя сердце колотилось, как поршень, и мне казалось, что я в любой момент могу потерять сознание. У меня не было выбора. Оникс безутешно визжал, все это время делая сальто в сумке.

Наконец Фишер остановился, преодолев, по моим прикидкам, двадцать три лестничных пролета, и опустил Кэрриона на холодный камень у моих ног.

— Оставайся здесь. Жди меня, пока я не вернусь. Не издавай ни звука.

Я обрушила на него поток нецензурных ругательств, но они не слетели с моих губ. Как он и приказал, я не издала ни звука. Что, черт возьми, он со мной сделал? Почему мое тело больше не принадлежало мне?

Я рыдала, пока ждала. Я кричала Кэрриону, чтобы он очнулся и что-нибудь предпринял, но оказалось, что контрабандист был так же несносен в бессознательном состоянии, как и в бодрствующем. Идиот ни разу не шелохнулся.

Прошел час, Ониксу стало скучно, и он уснул. Когда Фишер снова появился в потайном проходе, разрывы на его рубашке исчезли, как и вся кровь, которой он был покрыт. Он выглядел как новенький, нес под мышкой что-то длинное и тонкое, завернутое в нечто, похожее на занавеску.

— Я не смог найти Рена. Я оставил ему записку, — сообщил он мне, подхватывая Кэрриона. Без дальнейших пояснений он отправился вниз по лестнице.

Я ничего не сказала.

Я не пошевелилась.

Он понял, что я не иду за ним, только когда завернул за угол и скрылся из виду.

— Давай, малышка Оша! — позвал он. — Не отставай. Ты можешь снова говорить, но не жалуйся.

Я спускалась по лестнице, кипя от злости, с яростью глядя на затылок Фишера.

Мы спускались бесконечно долго. У меня кружилась голова и горели бедра, когда он вывел меня из дворца, пересек крытый двор и вошел в темное, продуваемое сквозняками здание с широкими дверями, открытыми с обеих сторон. По обе стороны от нас, слева и справа, тянулись стойла. Над дверями некоторых стойл огромные лошади вскидывали головы и ржали, испуганные нашим внезапным появлением.

— Ни за что, — сказала я.

Кингфишер бросил Кэрриона на мокрый пол конюшни и, перешагнув через его тело, направился к открытой двери справа от нас, которая вела не в стойло, а в подсобное помещение для корма и хранения инвентаря.

— Дай угадаю. Ты не любишь лошадей? — сказал он.

— Да, я не люблю лошадей. Я не нравлюсь лошадям. Мы взаимно недолюбливаем друг друга.

Фишер снял седло с вешалки на стене и, прошел мимо меня.

— Тебе придется пройти через это.

Я последовала за ним, перешагнув через Кэрриона, когда Кингфишер вошел в одно из стойл.

— Так не пойдет! Я не могу просто взять и пройти через это!

— Конечно, можешь. Держи задницу в седле. Рот — на замке. Все просто.

— Фишер!

Мужчина осторожно опустил седло, которое нес, на спину чудовищной черной лошади и быстро затянул подпругу.

— Это не переговоры. Ты дала клятву на крови, человек. Ты связана ею, а значит, поедешь со мной.

— Я поклялась, что помогу феям Ивелии выяснить, как использовать ртуть…

Он ткнул в меня пальцем.

— Вспомни как следует. Что я сказал тебе, когда спросил, согласна ли ты с договором?

— Ты сказал, что доставишь сюда моего брата, а взамен я помогу создать реликвии для Ивелии!

Кингфишер протиснулся мимо меня, вышел из стойла и направился обратно в подсобку.

— Дословно, я сказал следующее: «Я пытаюсь найти твоего брата. Ты помогаешь мне во всем, о чем я тебя попрошу, и делаешь все, что тебе говорят. Ты согласна на этот договор?». На что ты ответила: «Да! Боги, я понимаю! Я согласна. Давай уже!»

— Но мы оба знаем, что я имела в виду! Я не собиралась отправляться с тобой неизвестно куда посреди ночи!

— Жаль, что ты не очень внимательна, малышка Оша, но для фей то, на что ты намереваешься согласиться, и то, на что ты соглашаешься на самом деле, — две разные вещи. Ты согласилась помогать мне в любом деле, о котором я тебя попрошу, и делать все, что тебе прикажут. Ты скрепила эту сделку кровью. А теперь я велю тебе найти лошадь и оседлать ее как можно скорее, пока мой психованный отчим не пронюхал, что мы затеваем, и не убил нас на месте.