Ртуть

— Он, — сказал Кингфишер, с презрением произнося это слово, — дикое животное, и это его естественная среда обитания. Как ты думаешь, почему у него такой густой белый мех?

В этом он был прав. Оникс был творением Ивелии и, очевидно, был создан для этого. Но когда я посмотрела на него, он забился обратно в сумку так, что был виден только его маленький мокрый нос, и у меня сложилось четкое впечатление, что он был совершенно счастлив там, где находится.

— Как насчет того, чтобы сосредоточиться на своем грузе, а не на моем, — огрызнулась я. — Твой пассажир создаст тебе кучу проблем, когда очнется.

Кэррион, все еще без сознания, был привязан к спине лошади Фишера. Его руки безвольно свисали вниз, а на огненно-рыжие волосы уже налип снег. Его положение не могло быть удобным. Когда он очнется, у него все будет чертовски болеть, а я не понаслышке знала, каким злобным становился Кэррион Свифт, когда ему не удавалось нормально выспаться.

Кингфишер бросил на него равнодушный взгляд.

— Ты уверена, что он не твой брат?

— Думаю, я знаю, как выглядит мой родной брат, ты так не считаешь?

Взгляд, брошенный Фишером в мою сторону, демонстрировал, что он не совсем уверен, как реагировать на мой вопрос.

— Тогда, рискую повторить в тысячный раз, мы должны оставить его здесь. Если он не твой брат, тогда…

— Мы не оставим его здесь. Беликон убьет его, как только поймет, что ты меня похитил.

— Это не похищение, если ты пошла добровольно, — произнес Кингфишер расчетливым тоном.

— Я не собиралась делать ничего из этого добровольно! Я хочу домой!

Он пожал плечами и вскочил в седло.

— И все же ты едешь, чтобы помочь мне закончить войну, не так ли? Что может быть благороднее? Поздравляю с обретением гребаной святости.

ГЛАВА 15.

САРРУШ

Мы не стали проезжать через город у подножия Зимнего дворца. Я надеялась, что мы это сделаем — больше шансов, что нас заметят и остановят люди Беликона прежде, чем мы успеем далеко уйти, но Кингфишер был умен. Он мог быть злобным, высокомерным, полубезумным, возмутительно красивым куском дерьма и в то же время умным тактиком. Оказалось, что эти качества не являются взаимоисключающими. Я проклинала тот день, когда решила, что мне сойдет с рук ограбление стража, пока Фишер вел нас по окраине города, по каменистым, крутым, неровным тропинкам, утопающим в толстом слое снега. Было просто чудом, что он знал, куда идти. Еще более удивительно, что лошади не споткнулись и не переломали себе ноги на коварном маршруте, который выбрал для нас Фишер. Один неверный шаг — и мы оказались бы в чертовски большой беде, но лошади шли уверенно, не испытывая сложностей с нашим опасным вечерним приключением.

Я смотрела, как голова Кэрриона подпрыгивает на боку лошади Фишера, и все это время злилась на бессознательного ублюдка. Было что-то справедливое в том, как его голову трепали низкие ветви деревьев, когда мы въехали в темный лес. Этот идиот заслуживал все раны, которые он получил, за то, что сделал. Он солгал Фишеру. Какого черта он сказал, что он Хейден?

Может, Фишер сказал: «Как тебя зовут, вонючее человеческое отродье?». Или он сказал: «Я здесь, чтобы переправить Хейдена Фейна в царство фей, где у него будет столько еды и воды, сколько он сможет проглотить, и удобная кровать для сна?». Потому что, если это было так, Кэррион вполне мог солгать о своей личности.

Свет и звуки, доносящиеся из Зимнего дворца, вскоре стихли. Кингфишер, похоже, не возражал против того, что вокруг царила кромешная тьма, впрочем, как и лошади. Они шли, иногда фыркая, как будто здесь не было холодно и жутко. По лесу эхом разносились призрачные вопли, настолько человеческие, что по моей коже постоянно бегали мурашки. В сумке, которую я держала перед собой наполовину завернув в плащ, сжавшись в комок скулил Оникс, издавая при этом столько шума, что раздражение, исходящее от Кингфишера, можно было почувствовать с десяти футов. Он ничего не говорил про паникующего лисенка. Он кипел, не произнося ни слова, что было бесконечно хуже.

Крики, эхом разносившиеся по лесу, то приближались, то отдалялись, заставляя меня дышать быстро и неглубоко. В конце концов звук раздался так близко, что мне показалось, будто прямо под ногами Аиды притаилось голодное чудовище. Я вскрикнула, подпрыгнула в седле и подтянула ноги, сердце заколотилось в груди.

Кингфишер остановил свою лошадь и устало оглянулся на меня.

— Что с тобой не так?

— Там… там… мы умрем здесь, придурок! Разве ты не слышишь эти крики?

Он посмотрел на меня так, словно я была самым утомительным существом, с которым он когда-либо сталкивался.

— Это тени, человек.

— Что значит — тени?

— Ну, знаешь. Души. То, что остается от существа после его мучительной смерти.

Моя паника возросла до максимума.

— Призраки?

Кингфишер выглядел задумчивым.

— Я не знаком с этим термином. Эти существа нетелесны. У них нет физической субстанции. Они не могут причинить тебе вреда. Они даже не знают, что ты здесь.

Боги, я не могла сглотнуть.

— Тогда почему они кричат?

— Они заново переживают свои последние мгновения. Ты бы тоже кричала, если бы пережила ту же смерть, что и они.

— Они умерли здесь? В этом лесу? — Не делай этого. Не спрашивай его. Не спрашивай, мать твою. Но я должна была знать. — Как они умерли?

Кингфишер внимательно вглядывался в окружающую нас темноту, в его глазах поблескивали серебристые искорки.

— Смотри и сама увидишь.

— Здесь кромешная тьма! Я ничего не вижу. Я даже собственной руки перед собой не вижу! — В этот момент тишину расколол еще один пронзительный крик, настолько близко, что Оникс взвизгнул и попытался проделать дыру в дне джутовой сумки, чтобы спастись.

— Я все время забываю, насколько несовершенно человеческое зрение, — заметил Кингфишер.

— О, и я полагаю, что ты можешь разглядеть здесь каждую мелочь? — Я ткнула пальцем в сторону леса, вкладывая в вопрос весь имеющийся у меня сарказм, поскольку нас окружала стена черноты, но Кингфишер пожал плечами и надулся.

— Конечно, не все детали видны ясно. При дневном свете я мог бы разглядеть гораздо больше. Но да. Я прекрасно вижу. Поравняйся со мной, и я подарю тебе временное зрение.

— Нет.

— Нет?

— Нет!

— Что значит — нет?

— Я хочу сохранить возможность спать в будущем. Я не хочу видеть, как мучающиеся души переживают свою смерть, большое спасибо. Я пас.

Кингфишер хмыкнул.

— Как хочешь. Но когда услышишь их крики, не жалей их, человек. Это место — тюрьма. В Плетеный лес отправляют только тех, кто виновен в самых чудовищных преступлениях. Деревья скрывают здесь самых злобных монстров.