Ртуть
Шрифт:
— Дыши, малышка Оша.
— Ты не можешь просто сказать мне дышать, когда они почти перешли эту чертову реку, ясно?
— Они не почти перешли через реку. Они прошли половину пути. Так далеко они еще не заходили. Малкольм время от времени посылает свою армию, просто чтобы напомнить нам, что он здесь. Мы ломаем лед. Он теряет часть пехотинцев. На какое-то время все возвращается на круги своя.
— Ты только что утопил сотни вампиров!
— Нельзя утопить то, что уже мертво.
Почему его это ничуть не беспокоило? Мне казалось, что он вляпался в серьезное
— Дания…
— Дания справится. Все справятся. К утру все забудется. Феи живут долго. Мы давно поняли, что обида — это отличный способ испортить десяток-другой лет. Мы быстро все уладим, и покончим с этим.
Он заблуждался.
— Я была в штабе. Ты ничего не решил с теми капитанами, Фишер.
— Может ты перестанешь беспокоиться о моих друзьях и начнешь о…
— Мне нужны ответы! — воскликнула я. — Почему Малкольм был другим? Он не был похож на вампиров. Он казался…
— Нормальным?
— Да!
— Малкольм — вампир из высших фей. Самый первый. Тысячи лет назад нас прокляли, и феи превратились в нечто очень похожее на Малкольма. Когда было найдено лекарство, мой прадед и большинство других ивелийских фей приняли его. Они были в ужасе от того, в каких чудовищ превратились, и хотели вернуться к прежней жизни. Но были и те, кому понравилась темная магия, которую подарило им проклятие. Им нравилась власть и обещание бессмертия.
— Разве феи не бессмертны?
Фишер усмехнулся.
— Нет, малышка Оша. Мы не бессмертны. Продолжительность нашей жизни — предмет многочисленных исследований и предположений. Мы переживаем ваш род на много-много лет. Но мы стареем. В конце концов, мы умираем. Были и такие, как Малкольм, которые не хотели стареть. Им недостаточно было тех тысяч лет, которые им уже были дарованы. Поэтому они приняли то, что должно было стать наказанием, с распростертыми объятиями. Малкольм — самый сильный из них. Их король. Из всех фей, решивших остаться вампирами, он один достаточно силен, чтобы полностью обратить кого-то и сделать так, чтобы он остался самим собой. Сохранил личность и черты характера. Когда его принцы кусают и обращают кого-то, их жертвы умирают и возвращаются без души, не более чем бездумные, голодные оболочки. Они подчиняются своим хозяевам и питаются.
В словах Фишера был бездонный колодец ужаса. Я даже представить себе не могла, как ужасно быть полностью опустошенным одним из принцев Малкольма и знать, что ты обречен вернуться одним из этих существ.
— А с людьми такое тоже случается? — спросила я, боясь услышать ответ.
— Как ты думаешь, куда делось большинство представителей твоего вида? Подавляющее большинство орды Малкольма когда-то были людьми. Феи, которые решили излечиться от своего проклятия, пытались защитить низших существ и людей, живущих в этом мире, но на них было легче напасть. Они были более уязвимы. У них не было магии, чтобы защитить себя, так что…
— Так что… — Меня сейчас стошнит. Я хотела знать, но теперь, когда он рассказал, мне было невыносимо думать об этом. — Ты был с ним, не так ли? Все те годы, что отсутствовал.
Лицо Фишера стало непроницаемым.
— Я не могу тебе этого сказать, — ответил он.
Я не могу тебе этого сказать.
Наблюдая за тем, как его лицо напряглось еще больше, какая-то часть меня узнала эту реакцию. Как будто он сопротивлялся или пытался преодолеть что-то. Как будто он не контролировал себя…
И так оно и было.
Он не контролировал себя.
— Ты связан, не так ли? — Потрясенно спросила я. — Ты буквально не можешь сказать мне…
— Прекрати, — приказал он. Я ожидала, что он испытает облегчение. По крайней мере, немного радости, что наконец кто-то понял, почему он не хочет делиться тем, где был и что делал. Но реакция Фишера была похожа на беспокойство. Даже на раздражение. — А ты не думала, что я могу не рассказывать, потому что это не твое дело? — резко спросил он.
— Это мое дело. — Я приняла жесткую позу, упершись ногами в его ковер.
— Нет, не твое.
— Все, что происходит с тобой, касается и меня. И я не дура. Последние пятнадцать минут ты казался не таким придурком, каким был с тех пор, как поднял меня с пола в Зеркальном зале и спас. Ты снова начал огрызаться, только когда захотел оттолкнуть меня. Холодные колкости и отвратительное дерьмо, вылетающее из твоего рта, — это способ держать людей на расстоянии, не так ли?
— Ты понятия не имеешь, какой я, — прорычал он.
Возможно, он был прав. Но я начинала догадываться. Начинала понимать его. И сколько раз Рен говорил это? Я знаю его. Он не такой, каким кажется. Он сейчас не в себе. Все это было прикрытием. Словно завеса медленно отодвигалась, и я начинала видеть сквозь нее.
— Ты не так сильно ненавидишь меня, как притворяешься, — сказала я.
Он шагнул ко мне, словно лев, хищный, опасный.
— Разве нет?
— Нет.
— Интересная теория.
— Я не думаю, что ты меня ненавидишь.
Он рассмеялся, но сделал еще один шаг вперед.
— Значит, ты очень высокого мнения о себе, не так ли?
— Я знаю, что ты хочешь меня. — Я не отступила, хотя мое тело кричало мне, что я должна это сделать.
— Я могу хотеть трахнуть тебя и при этом ненавидеть, малышка Оша.
Я покачала головой, стараясь не обращать внимания на жар в его глазах.
— Нет. Дело не в этом.
Еще один шаг, и он снова окажется лицом к лицу со мной.
— Тогда в чем же дело?
— Между нами что-то… есть. Ты знаешь, что есть.
— Ты уверена, что ничего не выдумываешь? Многие женщины становятся жертвами своих собственных отчаянных фантазий, когда дело касается меня.
— Просто… прекрати, ладно? Хватит! Как только ты меня трахнешь, между нами, все изменится.
— Конечно. Я удовлетворю свое маленькое порочное желание. Я смогу жить дальше. — Его губы приоткрылись, и от вида его острых клыков у меня между ног разлилось тепло.
— Ты хочешь укусить меня, — прошептала я.
— Ха! — Он запрокинул голову и расхохотался. — О, ты даже не представляешь, на каком канате ты сейчас балансируешь, не так ли?